Семейство Майя

— И сейчас есть люди умные и образованные, — поучал Коэн Эгу тоном мудрого наставника. — Вы должны это признать, Эга… Вы слишком склонны к преувеличениям! Нет, сеньор, есть среди них и умные, и образованные!..

Вспомнив, что среди тех, кого он относил к «скотам», были и друзья Коэна, Эга поспешил согласиться с банкиром. Во время их спора Аленкар хмуро поглаживал усы. И он в последнее время отдал дань радикальным идеям и надеждам человеколюбивой демократии 1848 года: видя, что романтизм теряет свои позиции в литературе, поэт инстинктивно устремился на поиски его в политике, надеясь найти в ней сходное прибежище; он мечтал о республике, руководимой гениями, о братстве народов, о Соединенных Штатах Европы… Но его мечты вылились в долгие жалобы на политиканов, нынешних представителей Власти, а в прежние годы — его приятелей по редакциям, кофейням и игорным домам…

— Это, — говорил Аленкар, — я о тех умных и образованных людях, коих вы тут поминали… Уж я-то их знаю превосходно, Коэн!

Коэн не соглашался:

— Нет, сеньор Аленкар, нет! Вы ведь тоже из тех… Не подобает вам говорить о них дурно… Все это преувеличение. Нет, сеньор, есть и умные, и образованные.

И Аленкар, не устояв перед напором Коэна, уважаемого директора Национального банка, супруга божественной Ракел, хозяина гостеприимного дома на улице Феррежиал, где он не однажды ужинал, — и отменно! — подавил свое раздражение и признал, что, вероятно, есть и умные, и образованные.

И, призвав таким манером — с помощью банка, прекрасных глаз своей жены и искусного повара — все эти мятежные умы к почитанию Порядка и тех, кто его блюдет, Коэн соблаговолил, уже более мягким тоном, сказать, что страна нуждается в реформах.

На что Эга, в тот день неукротимый, разразился очередной чудовищной нелепицей:

— Португалия не нуждается в реформах, Коэн; в чем Португалия нуждается, так это в испанском нашествии.

Аленкар, будучи патриотом старого закала, возмутился. Коэн, с видом человека, сознающего свое превосходство, одарил Эгу всепрощающей улыбкой, обнажавшей его ровные белые зубы, и представил это как «один из парадоксов нашего Эги». Но Эга принялся развивать свою мысль всерьез, подкрепляя ее доводами. Разумеется, говорил он, нашествие вовсе не означает полную утрату независимости. Такое идиотское опасение достойно лишь идиотов, из которых состоит наше общество. История не знает примера, чтобы шесть миллионов подданных одной страны были проглочены другой страной, в коей едва ли их наберется пятнадцать миллионов. Кроме того, вовсе не обязательно, чтобы в руки Испании, военной и морской державы, попало наше прекрасное португальское побережье. Я уж не говорю о союзе, который бы мы заключили в обмен на колонии; а колонии для нас — то же, что фамильное серебро для захудавшего рода: годится лишь для заклада в случае крайней нужды. Нет ни малейшей опасности: все, что нам угрожает, произойди в разгар европейской войны испанское вторжение, так это хорошая взбучка, уплата контрибуций, потеря одной или двух провинций, ну и, быть может, расширение Галисии до берегов Доуро…

— Poulet aux champignons[33], — пробормотал слуга, поднося новое блюдо.

Эга стал накладывать себе на тарелку цыпленка, а гости никак не могли поверить, что он видит спасение родины в том, что испанцы станут хозяйничать в Селорико-де-Баста, в достославном Селорико, колыбели героев, колыбели рода Эги.

— Именно в этом: в возрождении общественного сознания и португальского духа! Разбитые, униженные, сокрушенные, ограбленные, мы должны будем делать отчаянные усилия, чтобы выжить. Подумайте, сколь благотворно подобное состояние! Без монархии, без этой толпы политиков, без этой «подписки» — потому что все это исчезнет, и мы — новехонькие, чистенькие, безо всякой шелухи, словно жизнь и не думала нас касаться… Наша история начнется сначала; но это будет другая Португалия, Португалия благородная и просвещенная, сильная и честная, устремленная к наукам и искусствам и, как в былые времена, несущая свет культуры! Ничто так не возрождает нацию, мальчики, как тяжелое испытание… О бог Оурики, пошли нам испанцев! А вы, Коэн, передайте мне «Сент-Эмильен».

Беседа оживилась: все принялись обсуждать возможное испанское нашествие. Ах, неужели мы не сможем организовать достойное сопротивление? Коэн тут же обещал деньги. Оружие, пушки они рассчитывали купить в Америке, а Крафт предложил даже свою коллекцию мечей XVI века. А генералы? Наймем. Мак-Магон, к примеру, не должен стоить дорого…

— А мы с Крафтом разожжем партизанскую войну, — закричал Эга.

— Слушаюсь, полковник!

— А наш Аленкар, — продолжал Эга, — поднимет провинции своими патриотическими гимнами и одами!

При этих словах поэт, поставив бокал, тряхнул головой, словно лев гривой: