Семейство Питар

«У Оскара есть одно очень верное соображение, — втолковывала мамаша Питар. — Если с тобой что-нибудь стрясется, мы не обязаны терпеть ущерб к выгоде твоего компаньона. Почем знать?..»

Ланнеку пришлось застраховать свою жизнь: пройти медицинское освидетельствование, уплатить пять тысяч франков за полис.

«К тому же у тебя родственники в Бретани. Будет несправедливо, если в случае несчастья…»

И Ланнек подписал у нотариуса другую бумагу, согласно которой в случае его смерти все имущество супругов переходит к жене.

— Шутник! — проворчал он.

Это слово вырывалось у Ланнека по любому поводу.

Теперь оно напоминало ему о подлой писульке, найденной на штурманском столике, и он непроизвольно сунул руки в карманы.

Ланнек не рассердился бы, если бы у него украли деньги. Не сказал же он ни слова боцману, когда тот спер окорок! Его выводит из себя только одно, он не потерпит только одного — чтобы у него отнимали радость. А за радость командовать собственным судном он бился Слишком долго.

— В чем дело? — буркнул Ланнек, увидев подходившего радиста.

— Один из траулеров просит нас взять на милю мористей — иначе мы порвем ему трал.

— Слышишь, боцман?

— Четверть румба на бакборт! — скомандовал рулевому боцман, сохранивший верность лексикону парусного флота.

— Передал моей жене последние известия?

Поль Ланглуа кивнул.

Не вынимая рук из карманов и трубку изо рта, Ланнек позволил себе удовольствие спуститься в кают-компанию, где застал жену и Муанара склоненными над картой.

Это была генеральная карта Южной Атлантики. Муанар карандашом показывал Матильде место, где с минуты на минуту должен был пойти ко дну охваченный пламенем сухогруз.

Ланнек хмыкнул достаточно громко, чтобы его услышали, и Матильда, подняв голову, окинула его тем холодным взглядом, каким встречают непрошеного гостя. Стол был завален картами и книгами по математике.

Феканец, стоя в коридоре, ждал, когда можно будет накрывать.

Ланнек прошел к себе в каюту, со вздохом облегчения сбросил дождевик, скинул сапоги, растер занывшие от тепла ноги и надел шлепанцы.

От резкой смены температур кровь бросилась ему в голову. Он взглянул на фотографию Матильды, висевшую над койкой, — она все два года сопровождала его в рейсах.

Ланнек пожал плечами, и в памяти его опять воскресла бакалейная лавочка на улице Сен-Пьер. Он представил себе, как туда с важным видом, но стараясь проскочить незамеченной, направляется г-жа Питар, — ей и погадать хочется, и собственного достоинства не уронить.

Кто, кстати, нанял боцмана? Ланнек начисто об этом забыл: последние недели были слишком суматошными.

Кажется, пополнением команды занимался Муанар.

Света Ланнек не включил, и в каюте царила серая полумгла, мутная, как вода, застоявшаяся в банке. Ланнек сидел на койке, посасывал потухшую трубку, и перед его глазами вереницей тянулись силуэты, разрозненные и все-таки связанные между собой чем-то, что ему никак не удавалось уловить.

Вот г-жа Питар с ее припевом: «Когда Оскар получит возможность приняться за что-нибудь большое…»

Вот мальчуган, бедный четырехлетний малыш с ногой, затянутой в кожу и сверкающую сталь, со слишком крупной для хилого тельца головой…

И сватья, купившая себе меховое манто — предмет зависти Матильды…

И боцман, наряжавшийся призраком…

И…

Ланнек встал, потянулся, поглядел на себя в зеркало и вполголоса выругался:

— Экое сволочное свинство!

7

Воздух был так неподвижен, плотен и сер, что в нем отчетливо различались крупинки света и темные точки, которые хотелось, как песок, пересыпать вперемешку из ладони в ладонь.

Дождевик Ланнека висел на крючке у двери, выкрашенной эмалью, и с него на линолеум время от времени скатывались капли воды.

Часы капитан повесил на гвоздь, так чтобы они были перед глазами. Чуть-чуть приоткрывая веки, он видел циферблат и стрелки маленькой серебряной машинки и слышал ее торопливое постукивание.

Постукиванию вторило более медленное и могучее подрагивание — вибрации двигателей на полном ходу.

И на все эти ощущения накладывалась качка — то плавный неторопливый крен, то лихорадочные толчки.

Ночью под рев ветра «Гром небесный» миновал Шетландские проходы и теперь то взлетал на гребень шестисемиметровых валов, то так стремительно низвергался вниз, что груз в трюмах звякал, как гвозди в жестяной коробке.

Ланнек блаженствовал, отдыхая после шестнадцати часов, проведенных на мостике. От ветра и холода у него в конце концов сделался легкий, даже приятный жар, и в полусне он порой проводил языком по растрескавшимся губам.

От радиатора на койку волной накатывалось тепло, оба иллюминатора запотели.

Хорошо! Все хорошо: и это гудение органа, эта мелодия, привольная, как просторы Атлантики, и это разнеживающее чувство физического блаженства…

Иногда Ланнек начинал думать — бессвязно, образами, и, без сомнения, именно контраст тепла и холода навел его на воспоминание о Хоннингсвоге, маленьком норвежском городке, затерянном в Ледовитом океане по ту сторону Нордкапа.