Семейство Тальниковых

Тетенька Александра Семеновна переделала сироте свои старые рубашки и платья и еще защищала маменьку. Выпросив у нее какой-нибудь лоскуток, она уверяла, что маменька сама догадалась подарить его Лизе. Воспитанница не могла видеть своей благодетельницы без ужасу. Заслышав ее шаги, -- а у маменьки была такая походка, что ее шаги напоминали командора в "Дон Жуане", -- сиротка, дрожа и бледнея, пряталась за наши платья, за комод, куда попало, а чаще всего убегала к дедушке, куда маменька никогда не заглядывала… При виде маменьки кукла выпадала из ее рук, кусок останавливался в горле, и она смотрела на нас так жалобно, как будто просила защиты. Но ее страх был напрасен: маменька отдавала приказание тетеньке, бранила нас и уходила, не бросив даже взгляда на испуганное существо, обязанное ей столькими благодеяниями…

Скоро семейство пошло на убыль… Брат Миша являлся домой от своего учителя очень редко. Он вырос и похорошел; ему было лет шестнадцать, но на лицо он казался восемнадцати. Он был высок и широкоплеч. У него лицо было смугло-бледное, с черными, как уголь, глазами, с необыкновенно густыми и длинными ресницами, с бровями удивительно красивой формы. Волосы его, черные и волнистые, вечно в беспорядке, придавали ему какой-то отважный и строгий вид. Зубы, рот -- все в нем было удивительно хорошо, одно отталкивало: вечно серьезный, Даже мрачный взгляд и жесткость в манерах. Он походил немного на отца, который, кажется, питал к нему что-то вроде любви: он больнее его наказывал и чаще с ним говорил. Раз как-то Миша не был у нас с месяц и вдруг явился запыхавшись, бледный и взволнованный. Он объявил тетеньке Александре Меновне, что убежал от учителя, который хотел его наказать.

– - Я решился уехать на Кавказ, -- сказал он, -- и пришел просить о том отца и мать…

Тетенька залилась слезами и начала его упрашивать:

– - Миша, что ты делаешь? Отец тебя засечет, поди назад.

– - Нет уж, извините! Не боюсь я сеченья и все-таки уйду на Кавказ!

И он пошел прямо в залу…

Маменька дремала на диване в ожидании Кирила Кирилыча и других гостей; стол для карт был уже готов. Увидя своего сына, она вскочила и грозно спросила:

– - Каким образом? Зачем ты пришел?

– - Мне нужно, -- отвечал брат твердым голосом.

– - Что!.. Как?.. -- И маменька, полная величия, поднялась с дивана и хотела подойти к брату, но снова села, потому что он предупредил ее и подошел к ней. Она смутилась от такой дерзости, но скоро пришла в себя и спросила:

– - Чего ты хочешь?

– - Я хочу ехать на Кавказ и пришел просить вас и отца отпустить меня.

– - На Кавказ!.. Да я тебя, щенка, засеку!

– - Хоть убейте, а я все-таки буду говорить: хочу на Кавказ! Не вы ли сами попрекали меня, что я, мерзавец, все ленюсь, что отец с матерью разоряются на меня, -- вот я теперь и избавлю вас от расходов!

Маменька не верила своим ушам (она думала, что хорошо приготовила детей своих к повиновению) и до того смешалась, что с минуту молчала… Наконец она сказала язвительно:

– - Хорошо!.. Ступай, я скажу отцу.

Но брат стоял на том же месте и не двигался. Изумленная, она закричала:

– - Я тебе говорю: иди!

– - Я пойду… не кричите… только дайте мне дождаться отца, пока он встанет, а то вы, пожалуй, наскажете ему бог знает чего!

– - Да ты с ума сошел! Ты пьян! Я велю тебя выгнать вон из дому! -- закричала мать.

– - Сам уйду, нога моя… -- дико начал брат, но, увидав бледного отца, появившегося в дверях, смешался и не договорил…

Заметив мужа, маменька заплакала, пересказала ему все с разными прибавлениями и в заключение объявила, что с нагрубил ей.

– - Я не грубил вам, маменька, -- заметил брат.

– - Слышишь, Андрей?.. Да он пьян, мерзавец!

– - Замолчи! -- сердито сказал ей отец и сел на стул у карточного стола… Взглянув на него, она притихла и уже не сводила глаз с своего мужа, который как-то странно сжимал губы…

– - Зачем ты ушел от учителя? -- строго спросил он своего сына.

Тот замялся и ничего не отвечал.

– - Ну, говори же!

И отец еще больше побледнел.

– - Я хочу ехать на Кавказ, -- робко сказал брат.

Отец нахмурил брови и молчал… Он сжал колоду нераспечатанных карт, лежавшую на столе, и карты, жалобно крякнув, вырвались на свободу… Он спросил глухим голосом:

– - Разве тебе худо у отца и матери?

– - Нет-с… но маменька все попрекает…

– - Слышишь, Андрей? -- жалобно начала маменька.

– - Да замолчишь ли ты? -- закричал отец и с гневом отбросил измятые карты, которые рассыпались по столу и мучительно выгибались, освободившись из его рук. Маменька, посмотрев на них с состраданием, возвела глаза к потолку и шевелила губами, будто читая молитву.

– - Зачем ты ленишься? -- спросил брата отец.

– - Я не ленюсь, папенька… Я просто хочу ехать на Кавказ служить… Маменька все бранится… даже сапогов не дает…

– - Гм! -- сказал отец, и лицо его изменилось. Даже маменька не смела оскорбиться замечанием сына и молча смотрела на мужа.

– - Ну, а если я тебя не пущу на Кавказ, а заставлю учиться… а?

Миша молчал и смотрел вниз…