Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1

Время близилось к полуночи. Где-то за горой гулял поздний месяц, бросив на угол скалы неяркий блик, как ленту на грудь красавицы. Ходил он только над горизонтом, а на вершину гор так, бедняга, и не взобрался. Но и от этого в ущелье сделалось светлее. Женщины готовили себе постели, разбирая сено. Ушла к бричке и Ирина. Сергей видел, как она копошилась на бричке, точно птица в гнезде, потом села, заплетая косу.

— Погодите спать! — крикнул Сергей, желая, чтобы его услышала Ирина. — Мы еще радио послушаем. Митя, принеси приемник.

Почти все сплавщики вернулись к костру и молча, в ожидании передачи, уселись вокруг приемника. Пришел и Фома Антонович. Сергей поймал Москву. Заиграла музыка, оркестр исполнял какой-то вальс. Странными и волнующими показались мелодичные протяжные звуки в сыром и тихом ущелье.

— А с вами весело, — сказал Фома Антонович, поудобней усаживаясь возле приемника.

Наступила тишина, и под убаюкивающие звуки горной реки негромко заговорил диктор, объявляя о передаче последних известий. Люди еще ближе придвинулись к чемодану, стоявшему у ног Сергея.

— …Президиум Верховного Совета СССР, — говорил диктор, — учитывая особо важное значение танковых и механизированных войск и их выдающиеся заслуги в Великой Отечественной войне, а также заслуги танкостроителей в оснащении Вооруженных Сил бронетанковой техникой, принял Указ об установлении ежегодного праздника Дня танкиста. День танкиста празднуется ежегодно во второе воскресенье сентября.

«Во второе воскресенье сентября», — повторил про себя Сергей. Все, кто сидел у приемника, посмотрели на Сергея. В темноте он видел знакомые лица, улыбки на них. Никогда еще у него так учащенно не билось сердце. К вискам подступала кровь, все лицо горело…

— Наш праздник! — сказал он.

Но вслед за радостью пришла еще незнакомая ему горечь, он впервые пожалел, что ушел из армии. «Почему я здесь, в этом пахнущем сосной ущелье? — спрашивал он сам себя. — Мне бы сейчас быть в родной дивизии. Где теперь они? Где мой танк? Знаю, непременно будет парад, будет салют в Москве. Кто ж пронесется по площади на моей машине?» Сергей задумался.

…На Кубани началась массовая уборка зерновых. Как сообщают нам из Краснодара… — читал диктор.

Сергей уже ничего не слышал. Ему было и радостно, и вместе с тем грустно от сознания, что он не будет в день праздника в своей дивизии, с которой прошел полсвета, что не увидит парад танков, тех самых боевых машин, которые в канун мира гигантским броском пересекли горы и с боем вступили в Прагу.

Да, ночь, считай, пропала! Уснуть ему уже не придется. Диктор сообщил о восстановлении разрушенной фашистами шахты, а Сергей смотрел на темный откос скалы и мысленно находился в дивизии. И ему казалось, что он стоит возле своей машины, еще накрытой брезентом, но уже готовой к параду. Его окружают друзья, все в парадной форме. Генерал пожимает ему руку и спрашивает: «Тутаринов, и ты, оказывается, приехал к нам? Насовсем?» Сергей смущен: «Да нет, только на праздник… Знаете, как я соскучился…» — «Знаю, знаю. А почему только на праздник! Почему не насовсем? Оставайся, ты у нас свой».

Сергей поднялся, сказал Митьке, чтобы убрал приемник, когда кончится передача известий, и ушел к реке. Он сел на поросший мохом камень и в уме подсчитал: праздник будет 8 сентября. Значит, впереди еще два месяца. Времени много, к сентябрю сплав леса будет закончен. «А что, если бы и в самом деле поехать в дивизию? Повидаться бы с друзьями, отпраздновать вместе с ними и вернуться домой…» После этих мыслей он не мог сидеть. Не зная, куда пойти и что делать, он прошелся по берегу. С рокотом билась о каменный берег вода, а ему казалось, что это ревут танки, прорываясь вот по такому же ущелью к Праге. Он даже закрыл глаза, чтобы ярче представить картину этого беспримерного марша, и вдруг ему почудилось, что и река, и горы, и лес были охвачены мощными звуками песни, нет, не песни, а марша. Он открыл глаза и прислушался. Это по радио исполнялся гимн, и Сергею показалось, что никогда еще эта знакомая музыка не звучала так торжественно и возвышенно, как в этом глухом и далеком кавказском ущелье. Потом все стихло.

Монотонно и грустно шумела Кубань. Сергей шел по берегу, чувствуя под ногами высокую влажную траву. Кто-то неслышно подошел к нему и взял за плечи. Он обернулся и увидел Ирину.

— Разве ты не спала?

— На новом месте почему-то не спится. Я все слышала. Но отчего ты такой грустный?

— Отчего я грустный? — Сергей обнял Ирину, обрадованный ее приходом. — Поймешь ли ты меня? Ведь загрустил-то я от радости, — правда, странно?

Негромко разговаривая, они пошли в глубь ущелья, счастливые и радостные оттого, что были вдвоем, что вокруг них молчаливо стояли одни лишь скалы да неумолчно пела свою песню река.

Глава XXIV