Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1

Сергей угостил Кондратьева папиросой, усадил на тахту, сам сел рядом и, волнуясь, рассказал все: и как он встретил Ирину, по его словам, необыкновенной красоты девушку, и как влюбился в нее, и как в станице кто-то по злобе наговорил ей.

— А она девушка гордая, — добавил он, но ничего не сказал о том, как они расстались на поле вблизи фермы.

— Я гожусь тебе в отцы, — проговорил Кондратьев, — и ты послушай моего совета: если Ирина тебе так нравится и ты ее по-настоящему любишь — женись. И конец всем разговорам. А чего ждать?

— У меня и было твердое намерение, а вот теперь не знаю.

Сергей недоговорил и с грустью, как провинившийся подросток, посмотрел на Кондратьева. А Кондратьев молчал, и только суровый его взгляд точно говорил:

«Так вот оно что. Как же это так?»

Глава XIX

С наступлением зимы Кубань обмелела еще сильнее, но не замерзала. Вблизи Усть-Невинской, в том месте, где чернел след будущего канала, река неслась по-летнему шумно, гоня шереш — мелкую кашицу льда.

«…Шуми, гордись, Кубань, пока люди молча роют землю, пока лежит рядом с тобой еще мелкое и узкое русло. Мчись своей дорогой, пока еще не преградили тебе путь! Но уже скоро, скоро в этом месте встанет плотина, подымутся твои воды и пойдут по новому руслу. Вот она, твоя новая дорога, чернеет на снегу, усыпанная землекопами!»

Так думал Сергей, стоя на берегу за станицей и глядя на Кубань. Все ему было здесь так привычно и знакомо! Все здесь с детских лет исхожено и изъезжено. Много раз, бывало, ходил он по берегу, много раз мерял дно, когда купался, много раз плавал на лодке, когда ездил с отцом за рыбой. Вот и та каменная круча, мрачная, под цвет кизяковой золы, источенная ветрами. На эту кручу приходили станичные парни и подростки купаться, и вся галдящая ватага с разбегу, как лягушата, бросалась в реку. Потом ребята гуськом плыли по течению километров пять, мимо станицы, а на берегу стояли девушки и махали платочками. Среди них была и Соня, и Сергей видел тогда ее смеющееся лицо.

Давно, давно отшумели эти радостные дни! Теперь от кручи берет свое начало будущий канал, там же, наискось, встанет плотина, и вода взойдет на берег. А в том месте, где лежит низина и блестит на солнце высокий веер водокачки, в обход плантаций деда Тутаринова уже идет ров, бугорками лежит свежая насыпь щебня и суглинка. Из ложбины дует холодный ветер. Над согнутыми спинами подымается пар, и блестят, как клинки, добела отшлифованные землей кирки и лопаты.

По реке несется шум голосов, покрикивание на лошадей, скрежет железа о камни, грохот колес. Взад и вперед катятся то бычьи, то конные упряжки, рядом бегут погонычи, подпрыгивая и взмахивая кнутами; по дощатому настилу идут люди с носилками, груженными землей; молодые парни в одних рубашках, с красными до черноты лицами валят ломами глыбу земли величиной с добрую печь; два подростка тянут шнур, а за ними идет мужчина в брезентовом плаще поверх шубы, с книгой под мышкой; мальчуганы втыкают в рыхлую землю дротяные палочки и тянут шнур дальше; движется вереница быков — пар шесть, запряженных цугом, — они тянут однолемешный плуг; на чапигах висят два плечистых дядька, плуг врывается в голышеватую землю и с треском роет борозду глубиной по колено.

Посмотришь издали, канал будто разрезает вдоль берега заснеженный пригорок. Масса людей, лошадей, быков, бричек копошится и движется туда-сюда; в сторонке от трассы лагерями расположились станицы. Они разделены и разграничены — каждая занимает свой участок и на трассе и на стоянке. Вот хозяева берега — устьневинцы. Лагерь у них устроен не так, как у соседей. У устьневинцев, например, нет ни котлов для варки пищи, ни каких-либо подсобных строений, вроде наскоро устроенных столовых, — люди питаются дома. Стоит лишь будочка, сколоченная из досок, похожая на собачью конуру, — с одним окном и с отростком железной трубы над дверями. Это контора начальника усть-невинского участка Ивана Атаманова. В будке постоянно находится его учетчица — молоденькая девушка с густыми россыпями веснушек на носу и на щеках. Здесь ночью хранятся инструменты, сюда изредка забегает и Атаманов, принося веснушчатой учетчице сведения, записанные на клочке бумаги. Иногда заходят отогреться и Семен Гончаренко в своей длиннополой шинели, и Иван Родионов в бурке с замызганными концами. Над крышей конторки на коротком древке висит флажок, раздуваемый ветром.