Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1

— Погоди, сделаем разведку, — сказал Кривцов, вылезая из машины.

За ним молча, не снимая бурки, вышел и Сергей. Ванюша вывел машину задним ходом на расчищенную от снега площадку. Внизу, в глубокой ложбине, горой лежали завалы снега.

— Эге-ге, — негромко проговорил Ванюша, — тут нам не проехать.

Не подымая полы бурки и погружаясь в снег выше колен, Сергей взобрался на высокий карниз, но от ветра не мог удержаться на ногах и упал. Тут же стоял, сгибаясь, Кривцов. Сергей крикнул Ванюше, чтобы подъехал ближе и осветил низину. Когда свет раздвинул темноту, совсем близко показалась длинная, лежащая на снегу крыша, — вероятно, овечья кошара. В морозном воздухе Сергей уловил свежий запах кизячьего костра и разглядел над низкой трубой срезанную ветром сизую полоску дыма.

— Чую жилье и людей, — сказал Сергей. — А ну, пойдем к ним, они-то дорогу разыщут.

— Постой, постой, — заговорил Кривцов. — Теперь я распознал местность: перед нами овцеводческая ферма колхоза имени Калинина… Но как же мы сюда попали?.

Домик чабанов, стоявший вблизи кошары, был завален снегом. Кривцов и Сергей отворили тяжелую, обитую войлоком дверь и вместе с холодным ветром и паром вошли в дом. Чабаны сидели у костра; двое из них вскочили и, схватив за ошейники рычавших собак, оттянули их в темный угол. Третий чабан — рослый, могучего телосложения мужчина с пышной бородой — подошел к Кривцову и посмотрел ему в засыпанное снегом лицо.

— Андрей Федорович! — воскликнул он. — Какими судьбами?

— Буран загнал.

Внутри чабанское жилье напоминало горскую саклю из двух комнат. В первой — прихожей, или кунацкой, — не было потолка, с крыши свисала труба, сплетенная из хвороста наподобие огромной корзины. Как раз под ней горел костер, на треноге стоял казанок. Вторая комната служила чабанам спальней, — там были и окна, и стол, и обычная печка, и нары вдоль стен, устланные сеном и овчинами. Сергей и Кривцов подсели к огню.

— Скажи, Мефодий, — обратился Кривцов к старшему чабану, — как нам добраться в Низки?

— Це дило неможное. — Мефодий развел руками. — На Низки отсюда не проедешь. Ложбину еще с утра так засугробило, что там ни пройти, ни проехать. А в объезд, на Суркули, тоже нельзя — там мост разобран.

— Катайте на Вросколеску, — посоветовал мужчина, сидевший на корточках у костра. — На Вросколеску — самое верное дело.

— А! Ефим Петрович! — сказал Кривцов. — Ты чего здесь?

— Пришел к брату в его «имение», — ответил Ефим, искоса посмотрев на Мефодия. — Мы с ним редко видимся, а тут выпал важный случай — готовимся к выборам. Наш завагитпунктом вызвал меня и сказал: «Ты, Ефим, как агитатор, сходи к чабанам и почитай им положение о выборах и расскажи о Тутаринове». Вот я и явился. — Ефим взял из костра горевшую палочку, посмотрел на нее. — А вообще я чабанов недолюбливаю. Избалованный народ.

— Так ты советуешь ехать на Вросколескую? — спросил Кривцов. — Далеко же!

— Зато наверняка доедете.

— И такое ты, братуха, придумал! — обиделся Мефодий. — В такую вьюжную ночь — ехать на Вросколеску? А дороги? Их же повсюду замело. Мой совет, Андрей Федорович, и вам и вашему товарищу, не знаю, как его звать, — Мефодий посмотрел на Сергея, — совет мой вам — заночевать у чабанов. Спальня у нас теплая, под бока постелем овчину, укроем шубами, а сверху буркой.

Кривцов взглянул на Сергея:

— Ну, как? Останемся?

— Надо сказать Ванюше, пусть подъезжает, — проговорил Сергей, потирая руки у огня.

— Вася, Коля, — обратился Мефодий к молодым чабанам, державшим в углу собак, — привяжите волкодавов, а сами бегите на бугор. Там стоит машина — скажите шоферу, чтоб подъехал сюда.

Молодые чабаны, погремев возле собак цепью, вышли из дома, а Мефодий обратился к гостям:

— Подсаживайтесь ближе к костру. У нас — как у черкесов: в доме огонь горит. Без костра не можем. В казанке доспевает баранина. А какая молодая да жирная! Кажись, ради такого случая у нас и по рюмочке найдется.

— Чабаны — народ богатый, — сказал Ефим, с любопытством посматривая на Сергея. — Чабаны завсегда при деньгах, а только живут некультурно.

Мефодий, не отвечая брату, посмотрел в угол, где негромко рычали собаки.

— Ну, ну! — прикрикнул он. — Эх, и славные у нас волкодавы! Не собаки, скажу тебе, Андрей Федорович, а истинное зверье. Позавчера волка в шмотья разнесли. При себе мы держим только двоих, для личной охраны, а остальные там, в кошаре.

— Брось, братуха, — сказал Ефим. — У тебя иного и разговору нету, как только об этом зверье. Странный народ чабаны! Живут в степи, как кочевники, хвастают своими волкодавами и никакой техникой не интересуются.

— Ефим Петрович, а как там поживает твой «Герман»? — спросил Кривцов.

— Действует вовсю!

— Я вам зараз поясню, — шепотом заговорил Мефодий, подсев к Сергею. — Мой братуха привез из Германии моторчик и дал ему кличку «Герман». И была охота тащиться с таким грузом!

— Тяжесть невелика, а вещь в колхозе нужная, — ответил Ефим, взглянув на брата, как бы говоря: «Эх, голова! Ничего ты, окромя своих овец, не знаешь».

— Ефим Петрович — человек хозяйственный, — одобрительно отозвался Кривцов. — Он знает, что ему нужно.