Сергей вышел из машины. Всадники одеты в одинаковые черкески с наборами серебряных газырей, на головах кубанки из черной смушки, саженного размаху в плечах бурки и красные, как пламя, башлыки за спиной. Это были Никита, Григорий и Иван Атаманов.
Всадники спешились, и Атаманов, отбив шаг, вытянулся и взял под козырек.
— От лица колхозников! — крикнул он. — От всех устьневинцев! Приветствуем тебя, Сергей Тимофеевич, как родного брата!
Эх, и до чего ж славный народ устьневинцы! Любят они встречать гостей! Казалось бы, чего проще: едет кандидат в депутаты — и встречай его попросту. Так нет же! На станицу скачет конный разъезд, да еще и не как-нибудь, а в казачьей форме и со знаменем! А на площади — вся станица, гремит музыка, здания в кумачовых полотнищах. К станичному Совету стекается народ, всюду людно и шумно. У входа — стол под красной скатертью, а за столом стоит Тимофей Ильич, в старомодной черкеске, с рушниками и хлебом на руках.
К этому столу и подошел Сергей. Отец сурово смотрел на него. Наступила тишина. Тимофей Ильич передал хлеб с солью вместе с рушниками, свисавшими чуть ли не до земли.
— От всей станицы тебе, сынок, — сказал он дрогнувшим голосом. — Принимай и дорожи.
Сергей низко поклонился отцу, а потом станичникам и подошел к столу, держа на вытянутых руках высокую буханку хлеба с горсткой соли.
Савва открывал митинг. Выступали доверенные лица, агитаторы, передовые люди строительства. Сергей слушал, а глазами отыскивал в толпе своих знакомых. Их было много, но он прежде всего увидел отца и мать. Старики стояли почти у самой трибуны. Рядом с рослым и немного согнутым Тимофеем Ильичом Ниловна, в шали и в старомодной кофтенке, казалась совсем маленькой, как куст возле кряжистого дуба. Она не сводила глаз с сына, и во взгляде ее Сергей видел знакомый ему еще с детских лет луч материнской ласки. Тимофей Ильич смотрел на сына искоса и строго.
Сергей увидел Анфису. Ее окружали подруги, в числе их были Варя Мальцева и Ирина — обе в одинаковых белых шалях. Ирина старалась не смотреть на Сергея; щеки ее разрумянились, ей было жарко, и она сбила рукой шаль на плечи. Нарочно глядела куда-то в сторону, делая вид, что ее занимает чья-то колом торчащая папаха, а глаза сами так и косились на трибуну и видели одного только Сергея.
…После митинга Сергей с Семеном и Саввой уехали на канал. Они прошли всю трассу. Строителей уже не было, — всюду лежали утрамбованные дороги, ловко очищенные откосы, отлогие, как у корыта, берега готовой части канала, а вдали виднелся ровный срез скалы…
— Сережа, веришь, — говорил Семен, — если поднажать, то тут работы на какой-нибудь месяц.
Через час они возвращались домой и у въезда в станицу нагнали сани, запряженные одной лошадью. В санях сидел, кутаясь в тулуп, Стефан Петрович Рагулин.
— Стефан Петрович! — крикнул Сергей. — Далеко путь держите.
Машина остановилась возле саней.
— Хочу проведать озимые, — ответил Рагулин. — Боюсь, влаги к весне будет маловато… А тут еще, по всем признакам, весна ожидается сухая.
— Какие ж такие признаки?
— Снегу мало. — Рагулин помял в кулаке бородку. — У батька заночуешь?
— Была такая думка.
— Знаю, знаю, отчего ты у батька на ночь остаешься, — сказал Рагулин и погрозил Сергею кнутовищем. — Хочешь посмотреть, как тут за тебя земляки будут голоса отдавать?
— Это тоже важно, конечно, — ответил Сергей. — Стефан Петрович, заходите вечерком, поговорим. Я привез для вас одну важную новость.
— Говори зараз, а то я с поля заеду на ферму. — Рагулин нахмурил брови. — А что там у тебя за новость?
— Хочет познакомиться с вами один важный человек.
— Кто же он такой будет?
— Ефим Петрович Меркушев — бригадир из Марьяновского района.
— В чем же его важность? — сухо спросил Рагулин.
— Механизатор! Очень толковый человек. Скоро он приедет к вам в гости.
— Пущай приезжает, мы гостям завсегда рады.
Рагулин причмокнул на лошадь, взмахнул кнутом и поехал. А Сергей, проезжая по станице, думал об Ирине, и так ему хотелось завернуть не к отцу, а на птичник!
«Нет, — думал он, — сегодня не поеду, а вот уж завтра не утерплю».
Глава XXVII
Тимофей Ильич был доволен, видя Сергея у себя за столом, хотя внешне казался равнодушным и даже строгим. А Ниловна была так обрадована, что не знала, где посадить сына, чем его угощать. Когда Семен и Анфиса стали собираться на избирательный участок, Ниловна боялась, что Сергей тоже встанет из-за стола и уйдет, а она так и не успеет и насмотреться на него, и поговорить с ним.
— Мамо, где вы мне постелите? — спросил Сергей.
— Никуда сегодня не поедешь?
— А куда ему ехать в ночь? — отозвался Тимофей Ильич. — Жинки, сколько нам известно, у него еще нету, а невеста подождет.
— Сережа, я постелю тебе у Анфисы, — сказала Ниловна. — Там теперь у нас диван стоит, с пружинами, Семен перед Новым годом купил.
— Ну, сыну, як там тебе живется? — спросил Тимофей Ильич, когда Ниловна пошла приготовить Сергею постель. — Вот и выбирать тебя завтра будут. Знать, и новое тебе доверие, стало быть, и ответственность прибавляется. — Тимофей Ильич развернул на колене кисет.