Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1

— Это какой же? Который был или который еще будет?

— Как я понимаю — и тот и другой.

— А! Значит, и тот и другой? Так, так. — Стефан Петрович помял в жмене бородку, и глаза его так сожмурились, что он уже ничего не видел. — Сергей Тимофеевич, я просил тебя разузнать, какой урожай планирует этот Ефим Меркушев. Говорил ты с ним?

— Такого разговору у нас не было.

— А что ж это он свои планы под секретом держит?

— Я думаю, что на совещании он обо всем расскажет.

— На совещании — это другой разговор. Надо бы до совещания все разузнать.

Когда Сергей и Стефан Петрович вошли во двор Дома колхозника, Ефим Меркушев, в опрятном, хотя и не новом костюме, без шапки, с орденом Красной Звезды и пятью медалями, стоял на крыльце.

«Мужчина на вид приятный, — подумал Рагулин. — Сказать, не очень молодой. Годов более сорока наберется».

— Сергей Тимофеевич, — сказал Меркушев, — погляжу — и глазам своим не верю. Ведь это же подворье когда-то принадлежало моему хозяину Мокроусову. Два года я у него с женой батрачил, а потом от злости плюнул ему в морду и ушел. Вот этот погребок мы с женой выкопали. А в комнате, где я поселился, жил сам Мокроусов, то была его спальня. Смешно, ей-богу! Думалось ли мне, что я войду в этот дом не батраком, а гостем! И как же, скажите, меняется время! — продолжал Ефим. — Бывало, в этот дом я мог заходить только по зову хозяина, да и то на цыпочках. А теперь Меркушев живет в хозяйской спальне.

— Как устроился? — спросил Сергей. — Пойдем посмотрим. Небось не хуже, чем тот Мокроусов?

Они вошли в небольшую комнату с двуспальной кроватью, с диваном и столом, над которым висело зеркало.

— Ефим Петрович, — заговорил Сергей, — а знаешь, кто со мной пришел? Это же Стефан Петрович Рагулин.

— Доброго здоровья, Стефан Петрович, — сказал Ефим и протянул Рагулину свою сильную руку. — Я о вас столько слыхал.

«Ничего ты про меня не слыхал, — подумал Рагулин, — а так сказал, для красного словца».

— Откуда ж ты мог обо мне слышать? — спросил он. — Живем в разных станицах и, кажись, ни разу не встречались.

— Не встречались — это верно, а я вас хорошо знаю. В газетах частенько пишут.

— Могло быть, конешно, — неохотно согласился Рагулин.

— Знаю-то я вас давно, а представлял себе совсем не таким.

— Да, вид у меня не очень того, года!

Стефан Петрович сел на стул и осмотрел Ефима с ног до головы.

«Крупный мужчина, — подумал он, видя широкую, как совок, ладонь Ефима. — И тоже, по груди видно, воевал. А только орденов маловато. Медалей сполна, а орденов маловато».

— Ну, вы уже познакомились, — сказал Сергей. — У меня есть срочные дела, и я вас покину.

Сергей ушел, а Рагулин и Меркушев недоверчиво и как-то по-особенному строго посмотрели друг на друга, точно говоря: «Ну, вот мы и остались одни, а говорить-то нам и не о чем». Они сидели молча, и им было неловко. Ефим вынул из кармана коробку папирос и стал угощать своего нового друга. Стефан Петрович даже и не взглянул на папиросы, сказал, что курит самодельную махорку, и тут же протянул кисет Ефиму. Они свернули цигарки, закурили, похвалили махорку, а говорить опять было не о чем.

— Стефан Петрович, так что наши батьки были тезками, — сказал Ефим, поглаживая усы.

— Выходит, что так.

И снова молчание.

«Ты наших батькив не трогай, — думал Стефан Петрович, косясь на Ефима. — Ты лучше без обиняков, а говори напрямик — зачем пожаловал в чужой район».

— Стефан Петрович, вам не приходилось батраковать? — спросил Ефим, стараясь завязать разговор.

— У меня до тридцатого года было свое хозяйство.

— Бедняцкое?

— Не знаю, как его и считать, — сухо ответил Рагулин. — Сперва ходил я в маломощных середняцких, а потом подрос до крепкого середняка. Дело прошлое, на что тебе это знать?

— Да я только спросил.

Снова наступило неловкое молчание.

«Все допытывается, — думал Стефан Петрович. — Все ему надо знать».

— Молодцеватый у вас предрайисполкома, — сказал Ефим. — Я с ним на кошаре случайно повстречался.

— Ничего, хороший человек.

— Теперь мы его и своим считаем.

— Оно верно, считать вы можете, — все так же неохотно отвечал Рагулин, — а все ж таки он наш. В нашей станице родился.

— Рождение тут ни при чем.

Они снова закурили, снова посмотрели друг на друга, а разговор не получался. Рагулин раскуривал цигарку и о чем-то думал.

— Ефим Петрович, — заговорил он после продолжительного молчания, — ты, слыхал я, мастер насчет техники?

— Кое-что соображаю.

— И в электричестве смыслишь?

— Малость разбираюсь.

— Отчего ж вы себе гидростанцию не сооружаете? На том немецком моторчике далеко не уедешь.

— Да, это верно, — согласился Ефим. — Вот бы и нам такую гидростанцию, как у вас. Завидно, ей-богу!

— Стройте и себе.

— Построим. Может, и не так быстро, как устьневинцы, а построим. А какие у вас нынче виды на урожай? — спросил Ефим, вынимая из кармана ту же коробку папирос. — Давайте моих закурим.

Рагулин отказался.

— Какие ж зараз виды на урожай? — Стефан Петрович нарочно уклонился от прямого ответа. — Рано еще предугадывать. Так в общем будто благополучно. А там кто ж его знает.