Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 4

— Да, теперь и я вижу, что мы в самом деле разные ягоды. Вот и хочется доискаться: почему разные? — спросил, помолчав, Щедров. — Как утверждает анкета, Раиса Марсова родилась и выросла не на чужбине, а в своей родной стране. Была пионеркой, затем у комсомолкой. В Ленинграде училась в школе и в этом же городе получила университетское образование. В том же Ленинграде она вступила в Коммунистическую партию. И вот я думаю: откуда это у нее?

— Что — «это»?

— Ваши мысли, ваши воззрения. Мы с вами росли, воспитывались и становились на ноги в одних и тех же условиях. Однако ваши мысли и ваши слова не только не схожи с моими мыслями и моими словами, но во многом им противоположны. Почему? Можете вы объяснить?

— Говорите вы взволнованно, откровенно и горячо, я бы сказала, с пафосом. И мне это нравится, да вот беда: говорите неубедительно! — Марсова хотела показать, как, даже рассерженная, она умеет мило улыбаться, и не смогла: крашеные губы лишь скривились, а глаза потемнели. — Разумеется, мне было приятно узнать, что вы уже изучили мою биографию. Но и это вам не помогло понять, почему на одном и том же поле ягоды и на вкус и на цвет бывают разные. Сам этот факт вас удивляет, а меня — нисколько, ибо он лишний раз подтверждает ту истину, что когда мы росли, то и в людях и в жизни видели не одно и то же. Не одно и то же видим и сейчас.

— Я стремлюсь видеть в человеке, точнее, в советском человеке главное. И это главное — отнюдь не собственнический инстинкт. Хотя избавить человека от этого я чувства нелегко. Даже очень нелегко. И все же у нас выросло поколение людей, начисто лишенных этого инстинкта. А статья Приходько призывает не только сделать Усть-Калитвинский передовым районом, а жителей района богатыми, обеспеченными, но и к тому, чтобы районная парторганизация идейному воспитанию придавала первоочередное значение. И тут нам без этой сверхзадачи не обойтись. Вы только что заметили, что многие наши товарищи, бывая за рубежом, убеждаются, как красиво и удобно там живут люди. Да, вы правы: сейчас многие бывают за границей. Порою появляются туристские заметки, именно туристские, поверхностные впечатления людей, которые не затрудняют себя заглянуть за размалеванную рекламную витрину капитализма… Однако нам пора вернуться к тому, с чего мы начали: статью Приходько я прошу напечатать.

— А как быть с тем местом в статье, где подвергается критике райком? — спросила Марсова. — Райком — это же прежде всего члены бюро: и вы, и я, и Сухомлинов, и сам Приходько.

— Разве нельзя, к примеру, сказать в печати о том, что в нашей работе зачастую существует параллелизм? Вот два секретаря райкома: Щедров, Приходько. — Щедров взял лист бумаги и нарисовал два квадрата. — Рядом изобразим еще два квадрата — председатель исполкома Рогов и его заместитель Казаков. И вот Щедров, допустим, едет по району. Интересуется колхозными делами. Спрашивает, как с посевами, с прополкой, какие виды на урожай. Проводит совещания коммунистов. Через какое-то время по этим же станицам едет Рогов. Чем он интересуется? Тем же, чем только что интересовался Щедров. Затем по району едет Приходько. Он ведает вопросами культуры и просвещения. Интересуется работой Домов культуры, школ, библиотек, красных уголков, стенных газет. По следу Приходько едет Казаков. Он тоже, как говорят, курирует вопросы культуры и просвещения. Чем занимается Казаков? Собирает тех же работников, повторяет Приходько. Выходит: одним и тем же делом занимаются два руководящих товарища. А правильно ли это? Я слышал, у Холодова, нашего соседа, дело обстоит совсем иначе. Вот Приходько об этом и говорит в статье. И правильно делает.

— А как же авторитет райкома? Как быть тогда с авторитетом руководителей колхозов?

— С каких это пор деловая критика стала подрывать авторитет?

Щедров встал из-за стола и прошелся по кабинету. Марсова молчала. Ее красивое, с легким весенним загаром лицо было спокойно. Лишь упрямо сжатые губы да напряженно прищуренные, словно от яркого света, глаза выдавали ее душевное волнение.

— Сессия райсовета откроется во вторник, — остановившись, сказал Щедров. — Хорошо бы напечатать статью Приходько в воскресном номере. Сегодня у нас пятница. Время еще есть…

— Я подчинюсь. Но сегодня же напишу Румянцеву.

— Ваше право.

Глава 30

Как никто другой, Калашник любил выезжать в районы края не на «Волге», а на «Чайке». «Оно конечно, ехать и на «Волге» хорошо, а на «Чайке» все же лучше: и быстрое и удобнее», — говорил он сам себе. Поэтому, направляясь в предгорные районы, куда лежало отличное шоссе, Калашник поехал на «Чайке». По пути завернул в Усть-Калитвинскую. Было воскресенье. В такой день встречаться с Щедровым не хотелось, и Калашник еще у въезда в станицу сказал сидевшему рядом с шофером Ануфриеву, чтобы ехал не к Щедрову, а к Рогову на квартиру.