Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

— Вот об этом я и хотел сказать. В целом ваша речь была излишне эмоциональна, а потому и резковата, в ней открылось много острых углов, особенно в тех местах, где вы касались деятельности Михаила Тимофеевича Барсукова, Героя Социалистического Труда. Поймите меня правильно: я не против критики, я голосую за критику обеими руками, однако я поборник соблюдения чувства меры. Я такой же, как и вы, молодой партработник и все же позволю себе дать вам чисто дружеский совет на будущее: не конфликтуйте со своим шефом, не надо. Зачем это вам? Имя Михаила Тимофеевича — это имя, и зачем вы о нем так… Беру близкий пример: у моего шефа Павла Петровича, вы это знаете, характер далеко не ангельский, а мы живем, что называется, душа в душу. А как же иначе? Это же я в интересах дела, да и в районе нашу дружную работу ставят в пример…

«Словечки-то какие: „много острых углов“, „не конфликтуйте со своим шефом“… — думала Даша, подходя к своему двору. — Да разве Барсуков мой шеф? И разве я с ним конфликтую? Чепуха! Я добра желаю Михаилу, хочу, чтобы он переменился к лучшему. Вот сегодня я увидела в нем как раз то, чего раньше в нем не было, и порадовалась. И хорошо, что его встревожили слова: „Тимофеич, погляди-ка на себя со стороны“… Значит, мои старания не напрасны, и я вижу, что в душе у него уже началась какая-то важная и нужная работа»…

4

Под козырьком ярко освещенного крыльца Дашу встретили Николай и дочки.

— Даша, у нас гость, — сказал Николай.

— Мама, вовсе это не гость, а наш дедушка Вася, — в один голос поправили отца Люда и Шура. — Он давно пришел…

— Старик что-то не в духе, — почти шепотом сказал Николай. — Молчит, хмурится.

Даша обняла девочек и, целуя их, спросила:

— Разве дедушка Вася не может быть гостем?

— Так он же не чужой, а наш дедушка, — уточнила Шура.

Услышав голоса, на крыльцо вышел Василий Максимович.

— Дочка, что так припозднилась? — спросил он.

— Сегодня еще терпимо, — за Дашу ответил Николай. — Частенько бывает, что домой она заявляется к полуночи.

— Ну что ты, Коля! — сказала Даша с обидой в голосе. — Это бывает редко, когда я задерживаюсь на заседании.

— Наверное, на молокозаводе было легче? — спросил отец, когда они вошли в дом.

— Там, батя, свое, тут свое, — нехотя ответила Даша, снимая косынку и поправляя волосы. — Что-то вы давненько к нам не заглядывали?

— Так у меня же имеется стальной дружок, вот мы с ним и не можем разлучиться, — шуткой ответил Василий Максимович. — А сегодня разлучились, потому что завтра у меня выходной.

— Ну, как наша гвардия побеседовала с Барсуковым? — спросила Даша.

— Сурьезно потолковали… Выложили ему не кривя душой все, о чем думали.

— Батя, а не вы ли сказали Барсукову: «Тимофеич, погляди-ка на себя со стороны»?

— Я. А что?

— Запомнились ему эти слова, а вот кто их сказал, Михаил не помнит.

— А я к тебе, дочка, со своей болячкой. — Василий Максимович уселся на диван, сутуля широкую спину, сжимая в жмене усы. — Как мне поступить, посоветуй. Ехать к Дмитрию или не ехать? — И снова старик мял в кулаке усы, о чем-то думая. — Ить это же Дмитрий посягнул на холмы, его это работа. Вот и пускай ответит батьке, зачем ему это понадобилось?

— К Мите, батя, не езжайте, не советую, — сказала Даша.

— Это почему же?

— Митя — автор проекта. Я даже не знаю, о чем вы станете с ним говорить.

— О холмах.

— Не поймет вас Дмитрий, — сказал Николай.

— Сын не поймет отца… Тогда кто же меня поймет?

Даша, и Николай молчали, не знали, что ответить.

— Тут, батя, что главное? Не то, что в станице было, что уже есть и к чему мы привыкли, а то, что в станице будет в будущем, — заговорила Даша. — К примеру, те же холмы. На них вырастет мясопромышленная фабрика…

— Слыхал, слыхал, — сердито перебил отец. — Вот оно и получается: то завод, то фабрика. А как же станица? Как все то, чего нельзя отлучить от себя?

— Поверьте мне, — желая как-то помочь Даше, говорил Николай, — все то привычное, дорогое вашему сердцу, с чем вы так сроднились, постепенно сотрется в памяти и забудется. Вырастут новые люди, ваши внуки и правнуки, и о холмах они и знать ничего не будут, они станут уверять, что тут всю жизнь стояла эта фабрика и никаких холмов вообще не было. И то, что делается в станице, — это и есть наша жизнь, ее, так сказать, реальность и с этим необходимо мириться.

— А ежели податься к товарищу Солодову? — не слушая Николая, как бы сам себя спрашивал Василий Максимович. — Мы вместе воевали. Вот и потолковать бы нам по душам…

— И к Солодову вам нечего ходить, — сказала Даша. — Не ставьте, батя, в смешное положение себя и всех нас…

— Тогда к кому же мне пойти? С кем поговорить?

— Не надо ни к кому ходить, — стояла на своем Даша. — Николай прав, такова реальность нашей жизни.

— Не согласен я с такой реальной жизнью, не согласен с нею и не принимаю… И все ж таки я побываю и у Дмитрия, и у Солодова. Дело это я так не оставлю.