Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

Второе дело — все тот же, изрядно надоевший ему Казачий курень. Он сидел в голове и не давал покоя ни днем, ни ночью. Не так давно Барсуков вместе с Дашей все же побывал на концерте художественной самодеятельности и послушал разудалые частушки о курене и о себе. Частушки были шуточные, не злословные. После концерта, когда они вышли из Дворца культуры, Даша спросила:

— Михаил, как тебе понравилось народное творчество?

— А что? Понравилось, — ответил Барсуков. — Молодцы! Слова подобрали хлесткие, да и пели девушки задорно. Мне тоже досталось…

В тот же вечер, придя домой, он сказал сам себе:

«Ну, все, хватит! С куренем надо кончать».

Но как кончать? Находясь сейчас в курене, он подумал о том, что, может быть, следует отдать это помещение под станцию рыбоводства и повести рыбное хозяйство в «Холмах» на научной основе, чтобы оно приносило доходы. Подумать об этом заставил разговор с Коньковым о том старике, который каждый день сидел с удочкой у озера. Да, старик был совершенно прав, рыбное хозяйство в «Холмах» велось из рук вон плохо. Барсуков решил сегодня же повидаться и поговорить с этим ихтиологом о рыбоводстве в «Холмах». Вот тогда бы и пригодился Казачий курень.

Третье дело — поездка в «Россию». Давно он собирался побывать у Василия Васильевича Харламова. Хотелось познакомиться с хозяйством «России», посмотреть, как оно ведется, так ли, как в «Холмах», или не так, чему-то поучиться у своих соседей, а главное — по душам поговорить с Харламовым. И он подумал: когда же это лучше сделать? До выступления на собрании районного актива или после?

Четвертым, и немалым, делом было строительство межхозяйственного мясопромышленного комплекса. Время уходило, давно подоспела осень, а о начале строительства ничего не слышно. Подумал он и о жалобе старика Беглова. Все больше и больше Барсуков склонялся к мысли, что Василий Максимович был прав, что холмы можно было бы не трогать и построить комплекс на берегу Кубани — места много. Если же по проекту нужно возвышение, то его можно сделать, так что не обязательно для этого использовать холмы. В числе записей для выступления на собрании районного актива была запись о холмах и о затянувшемся строительстве. Хотелось ему поговорить с Дмитрием Бегловым. Дмитрий же, как на беду, в Холмогорскую не приезжал. Последний раз он был в станице в конце июля, взял с собой Гришу, чтобы устроить его в Степновске в музыкальное училище, и уехал. Повидаться с ним тогда Барсукову не довелось.

Пятое дело касалось Никиты Андронова. Никиту нужно было поддержать, поставить, как говорил Барсуков, «на собственные ноги». Но задача эта оказалась непростой. От работы Никита отказался, в свой дом не приходил. Днем где-то пропадал — не то за Кубанью в лесу, не то в степи, — а ночевал у родителей. Не так давно Барсуков пригласил Никиту для беседы. Тот пришел не в назначенный день и час, а через неделю, был по-волчьему угрюм, на Барсукова не взглянул и на вопрос, почему пришел с таким опозданием, не ответил. Барсуков предложил ему бензовоз: доставлять к тракторам горючее — работа не трудная, а заработная. В ответ Никита потер кулаком заросшие жесткими волосами щеки и отрицательно покачал головой.

«Это что значит? — спросил Барсуков. — Намерен бездельничать? Так или не так?»

Никита промолчал.

Тем временем заря уже успела развесить на окнах свои яркие ситчики, начинало рассветать, и Барсуков наконец уснул, так и не дождавшись ответа Никиты. И над озером уже заполыхало солнце, и в комнате уже все было залито светом, и Коньков уже два раза тихонько приоткрывал дверь, беспокоился, потому что остывал приготовленный им завтрак. Барсуков же все спал и спал, усердно посвистывая носом. Будить его Коньков не решался и хорошо сделал, что не разбудил, потому как мог помешать Барсукову досмотреть престранный сон. Будто бы он и Даша стояли в какой-то церквушке под венцом и венчал их не поп, а Казаков, одетый в поповскую рясу. Он заставил новобрачных поцеловаться, потом дал им кольца и велел обменяться ими. И тут же, сняв рясу, Казаков увел молодоженов из церкви. Дашу усадил в одну «Волгу» и сказал шоферу, чтобы ехал в Холмогорскую, а Барсукова — в другую «Волгу», приказав шоферу побыстрее ехать к Труновскому озеру.

«Алексей, это зачем же увозишь нас в разные стороны?» — невольно спросил Барсуков.

«А затем, что так надо», — отвечал Казаков.

«У меня в „Холмах“ дела»…

«Кончились твои дела в „Холмах“».

«Как же без меня?»

«Ничего, обойдемся. А ты поживи в Казачьем курене»…

У входа в Казачий курень Барсуков увидел Конькова. Тот стоял с автоматом, вся грудь в орденах и медалях, пилотка чуть сдвинута набок. Он молодцевато подмигнул Барсукову и сказал:

«Тимофеич, прошу следовать за мной!»

«Куда?»

«Прямо на второй этаж».

«Игнат Савельевич, что это значит?»

«А то, что я приставлен к вам для охраны».

«Где же Даша?»

«Ее нет и не будет! — четко, по-солдатски, отвечал Коньков. — Потому как вместе вам находиться нельзя».

«Да почему же нельзя?»

«Потому что Казаков запретил. Для того, говорит, и построен Казачий курень, чтоб в нем навечно поселить Барсукова».