Анна смотрела на уплывавшее под «Запорожец» глянцевитое шоссе, а думала о Николае, и она находила, что лучшего зятя ей и желать не надо и что замужество у Даши счастливое. А что еще нужно матери? Детям хорошо, и ей хорошо. Ее радовало и то, что рыжие волосы у Николая были подстрижены излишне коротко, особенно с затылка и с висков, и белесые, почти невидимые на солнце брови придавали лицу какое-то мягкое, ласковое выражение. Руль Николай держал не так, как держат шоферы, а как-то по-своему, спокойно положив на баранку пальцы, поросшие тоже рыжими светлыми волосами. «Правда, привлекательностью с Жаном ему не сравниться, — думала Анна. — Но зато хороший семьянин, Дашу и детей любит, с людьми умеет ладить, с нами, родителями, вежливый, обходительный. Да и технику знает так, что любой мотор ему нипочем. А какой башковитый и деловитый, сколько под его началом ходит грузовиков да легковиков!»
Мысли ее прервал Николай, спросив:
— Анна Саввична, что это Степа не стал играть свадьбу? Есть же общий, сказать, людской обычай. Да и без свадьбы как-то неудобно.
— Не захотел тратиться, — ответила Анна. — Расходы-то нужны какие! А где взять деньги? Своих нету, а просить у батька не захотел.
— Кто же он нынче там, в районе? Где работает?
— Степа молодец, пошел по писательской части, — прихвастнула мать, вытирая платочком заулыбавшиеся губы. — А что? Степа парень настырный, и ежели чего захочет, своего добьется. Упорный, весь пошел в батьк'a.
— Настырность у Степана имеется, это верно, — согласился Николай и прибавил «Запорожцу» скорость. — Да у Бегловых, Анна Саввична, ежели к ним приглядеться, все дети из тех, из настырных. А среди них моя Даша первая! Ежели она чего захочет, вынь да положь! А возьмите для наглядного примера Максима. Настырный вдвойне. И чуть что — гнет политическую линию, стоит на своем, не сдвинешь. Недавно был у нас, замучил Дашу вопросами. И на это ему отвечай, и это ему разъясни. Да и живет как-то не по-людски, не так, как все А почему? Настырный, хочет показать себя… А Дмитрий? Захотел стать архитектором и стал им, пожелал жить в Степновске и живет там. Здания сооружает, тоже ведь надо голову иметь на плечах. А сейчас, слышал я, создал проект такой мясной фабрики, какой еще нигде не было, а теперь она будет у нас, в Холмогорской, и поставят ее на холмах. — Николай усмехнулся. — На высоком месте, чтоб всем было видно.
— Митя все может, большой специалист, — согласилась Анна, и гордая материнская улыбка снова тронула ее губы. — Недавно новую квартиру получил. Четыре комнаты, на главной улице.
Дорога сворачивала вправо, и Николай убавил скорость «Запорожца».
— Или вот вам еще пример — Эльвира, — говорил он. — Тоже удивительно настырная девица! Умчалась и Степновск, можно сказать, девчушкой, а в Холмогорскую вернулась мастерицей, и какой! Да еще и подхватила в Степновске муженька — любая девушка ей позавидует!
— Нравится тебе Жан? — польщенная, спросила мать.
— А что? Нравится! Отличный парень! Интеллигентный — это факт!
— Мне тоже нравится, — сказала Анна. — Такой он из себя вежливый, и во всем у него манеры и всякая культурность. Знаешь, как он меня называет?
— Как?
— Мамаша, да еще и милая.
— Что тут такого особенного? — Николай с обидой взглянул на тещу. — Я тоже могу называть вас и мамашей, и милой, и любезной. Но я зову вас Анной Саввичной — это уважительно. Вообще обхождение, вежливость — вещи в житейском обиходе необходимые, без них нельзя, — рассудительно продолжал Николай. — И людей вежливых, культурных нынче много по причине возросшей образованности. А вот таких, у кого, помимо вежливости и культурности, имеются еще и золотые руки, и понимание красоты, — таковых пока что маловато.
— У Жана все это имеется?
— А я о ком? О нем же! Говорят, у Максима тоже золотые руки. Но Жан, как известно, за токарным станком не стоит, грузовиком, к примеру, не управляет.! Его дело — ножницы и гребенка. Но руки у него — это же поразительно! И что такое красота, он понимает. — Николай облегченно вздохнул и продолжал: — Вчера я побывал у него в салоне и лично во всем убедился. Обхождение с клиентами на самом высоком уровне. Как раз при мне пришел подстричься сторож из Подгорненского птицекомплекса, да вы его знаете — дед Омельчук. Оброс волосами, как леший. Анна Саввична, вы бы видели, как Жан усадил этого лешего в кресло, как обернул простыней, как с ним разговаривал! Блеск! Старик даже малость смутился, известно, от непривычки. «Что это, сынок, так возле меня кружишься, как возле какого министра?» — «Папаша, вы для меня выше всякого министра, потому что вы — человек!» Я слушал и удивлялся, ведь правильные же слова! Именно человек! А как Жан работает ножницами и гребенкой! Загляденье! Виртуоз, честное слово! Старик Омельчук ушел от него не только обрадованный, а и помолодевший лет на десять… А взгляните для интереса на мою голову. Как стрижка?
— Коленька, да я же сразу все приметила. Так и подумала: «Жан сработал!»