Семен Дежнев — первопроходец

   — Не тебе судить родителя. Бог нам всем судья. А сделал Михайло для России много. Смелый был первооткрыватель. Гордись таким отцом.

Затянувшееся прощание с сослуживцами утомило Дежнёва. Он тяжело откинул голову и закрыл глаза:

   — Идите, други мои. Переутомился я.

Долгие годы тяжёлых испытаний, голод, нужда, зимняя стужа, утомительные поездки в любое время года и, наконец, многочисленные ранения — всё это подорвало крепкий организм. Дежнёв ещё крепился во время последней дороги в Москву, бодро делил с товарищами все трудности. А в Москве он как-то сразу сдал, одряхлел, ослаб. Может быть, бремя тяжёлой ответственности за государеву казну, досмотры и дознания на таможенных заставах поспособствовали хворям, разом навалившимся на него.

Последним покинул Дежнёва Иван Самойлов.

   — Не желаешь ли что-нибудь передать семье, Семён Иванович? — спросил он напоследок.

   — Сделай одолжение, Иване.

Дежнёв достал из кармана кошелёк, пошитый из цветной тряпицы.

   — Возьми это. В кошельке немного монет — всё, чем богат. Купи что-нибудь у купца для детей моих малых.

   — Что ты хотел бы?

   — Не знаю. Купи что-нибудь по своему выбору, что бы стал покупать своим деткам.

Он ещё прожил год с небольшим. Отдадим справедливость Сибирскому приказу. Дежнёва не бросили на произвол судьбы. Посчитались всё же с его заслугами, с высоким атаманским чином. Стрешнев упросил купца Остафья Филатьева взять больного и одряхлевшего Дежнёва на своё попечение. Сибирский приказ оплачивал купцу содержание атамана. Семёна Ивановича поселили в дворовом флигеле купеческой усадьбы, в котором жили филатьевские приказчики.

Пришла весна 1672 года. С весенним потеплением наступило для Семёна Ивановича некоторое временное улучшение. Он по-прежнему был слаб, ходил, покачиваясь, испытывая головокружение. Но находил в себе силы, чтобы выйти из флигеля, посидеть на солнцепёке, прогреть свои старые кости, зарубцевавшиеся раны, послушать, о чём судачат в Москве. Иногда отваживался дойти до ближайшей церквушки, поставить свечу перед образом. Когда исчезло головокружение, Дежнёв, вдыхая свежий весенний воздух, пошёл медленным шагом к Красной площади. Там он остановился перед кремлёвскими воротами, ожидая увидеть царский выезд. В эту пору из Кремля выезжала вереница карет в окружении всадников на сытых конях.

На запятках карет — рынды в высоких песцовых шапках с короткими бердышами. Толпа зевак провожала кортеж. Ещё бы, сам царь Алексей Михайлович с многочисленными чадами и домочадцами переезжает в летний подмосковный дворец в селе Коломенском.

Картину пышного царского выезда Семён Иванович рисовал в своём воображении, но так и не дождался этого впечатляющего зрелища. Должно быть, царь выезжал из Кремля через другие ворота.

А Коломенский дворец, о котором Дежнёв был наслышан как о чуде чудном, диве дивном, узреть ему не довелось. А наслышался о нём. Филатьевские приказчики рассказывали о дворце как о восьмом чуде света. Дворцовые терема разукрашены резьбой, колоночками, шпилями, увенчанными двуглавыми орлами, кровлями — бочонками, крылечками. Дивятся иностранцы на то неповторимое творение рук русских мастеров.

Остафий Филатьев в первое время пытался приглашать Дежнёва к себе в дом. Семён Иванович вежливо отказывался, ссылаясь на свои хворобы.

   — Зачем я тебе, Остафьюшка, хворый да убогий? Мне бы тело моё увечное, израненное под тёплым одеялом прогреть.

Остафий и отстал от хворого постояльца, но в хорошей еде ему не отказывал. Впрочем, ел Дежнёв мало, более половины пищи оставлял нетронутой.

Дом Филатьева посещали другие именитые и богатые купцы. Среди них был и Василий Усов. Однажды Василий наведался к Дежнёву в его флигель, держался просто, накинувшись на Семёна Ивановича с напускной обидой:

   — Пошто обидел меня, Семейка?

   — Чем я обидел тебя, купец? — не мог понять Дежнёв.

   — Обидел, не в моём доме остановился. Я бы тебе не такую коморку, а просторную горницу отвёл, с изразцовой печью.

   — Так уж Стрешнев распорядился, чтоб я по соседству с Сибирским приказом обитал. Коли полегчает, наведаюсь к тебе.

   — Всегда буду рад. Жди от меня гостинцев. — Усов сдержал своё слово и прислал больному Дежнёву два огромных астраханских арбуза. Один ломоть Дежнёв съел с удовольствием, а больше не мог. Остальные отдал ребятишкам филатьевских приказчиков.

Только на три года переживёт Дежнёва царь Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим. Уйдёт он из жизни ещё не старым, оставив далеко не однозначный след своего царствования.