Гетман молча поднялся и, даже не кивнув Папуге, пошел через весь зал к выходу. Танцующие расступились перед гетманом. Папуга ухмыльнулся и стал пробираться к двери.
На высоком, пристроенном к старому замку деревянном крыльце он столкнулся с двумя драгунскими ротмистрами из войск Сапеги, которые азартно спорили. Один из них, увидев Папугу, схватил его за руку и потянул к себе.
— Скажите, вы знаете моего Бутурлака? Правда же, во всем герцогстве лучшего коня не найти? Я хочу, чтобы вы подтвердили, потому что пан Ян не признает этого.
Он дышал водочным перегаром прямо в лицо Папуге. Тот с омерзением выдернул руку и отстранил драгуна. Ротмистр покачнулся и решил, что ему нанесли жестокую обиду.
— Не позволим! — Его глаза широко раскрылись, он потянул из ножен саблю. — Схизмат! Вот тебе, лайдак!
Папуга вовремя отскочил: драгун с размаху вогнал саблю в деревянную колоду, не удержался на ногах и повалился на него. Быстрым движением Папуга перебросил его через высокие перила крыльца. Второй ротмистр тоже выхватил саблю. Бой на саблях длился недолго: после двух-трех ударов драгун упал с разрубленной наискось грудью. Стража не обратила внимания на крик: ни один банкет не проходил без того, чтобы не подралась пьяная шляхта…
Папуга мчался по темному сосновому бору, пришпоривая коня. Из-под копыт летел сухой, перетертый колесами песок, конь быстро вспотел и тяжело водил боками. На развилке дорог всадник натянул повод и задумался.
Как быть: заехать за своими казаками и отправиться домой или еще немного задержаться и заехать в Вену? В конце концов он свернул направо и поехал в Вену: надо было подождать два дня, узнать, чем все кончится, и проверить, правильно ли он сделал, что открыто поговорил с Сапегой.
…Случилось так, как того добивался Папуга: когда шляхта собралась на сейм, туда прибыл большой отряд драгун своевольного гетмана Сапеги. Всем было приказано разойтись; кто сопротивлялся, того силой выгоняли за дверь. А маршалка сейма, разорвав на нем маршальскую ленту, вместе с креслом выбросили в окно.
Глава 14
СМЕРТЬ СОТНИКА ЦВИЛЯ
Соломенная крыша на домике успела потемнеть, а посаженный Палием и Семашкой сад давал богатый урожай. За хатой разрослись кусты красной смородины и вперемежку с зарослями малинника тянулись вдоль забора в самый конец сада.
За последний год у Палия побелели виски. Он уже давно не носил оселедца, густой чуб всегда был одинаково черен, а сейчас его щедро посеребрила седина. Полковник говорил шутя, что пора ему сидеть на завалинке и тешить внуков, да жаль, внуков нет. Шутки шутками, но в глубине души неприятное напоминание о старости огорчало его. Постарела и Федосья, — и она часто заговаривала о внуках и обращалась к Семашке:
— Сынку, женился бы ты, пора. Разве для тебя девчат нет?
Семашко отмалчивался. Вообще он был, как говорил Савва, бирюком. Палий уже не обучал его грамоте, но у Семашки осталась любовь к книгам. Только книг было мало, да и читал больше тайком: боялся, чтоб не смеялись казаки. Любил Семашко оставаться вдвоем с Корнеем Кодацким и целыми часами слушать его удивительные рассказы, в которых нельзя было отличить правду от прикрас и вымыслов. Иногда Семашко исчезал на несколько дней. Родители догадывались, куда он ездит, но ни о чем не спрашивали.
Однажды в жаркий летний день Семашко вернулся с озера, где они с Кодацким ловили вентерями рыбу, и, войдя в хату, просто оказал родителям:
— Тато, мамо, я надумал жениться.
— Гляди, старая, — надумал!.. Только борщ не лей на рукав. — Палий вытер рукав об полу. — Растерялась от радости, что ли? А ты, сынку, тоже… чудно у тебя все выходит. На ком же, не скажешь?
— На Гале.
— На дочери. Балабухи? Она хорошая дивчина. Так вот где ты пропадал по нескольку дней! Господи благослови тебя, что же ты раньше не пришел? Сейчас уже как-то не идет к каше… Ну, да все равно, неси, старуха, вместо молока чего-нибудь покрепче. — Палий налил чарки. — Видишь, Семашко, женатому неплохо: сам сидишь, а жинка тебе оковитую носит.
После обеда толковали о свадьбе.