Семен Палий

Воздух был напоен запахом яблок и гари. Одна за другой проходили польские хоругви мимо садов небольшого села, мимо хат, мимо ржаной скирды, на которой стояло несколько крестьян, старательно укладывавших снопы. Начальник какого-то отставшего отряда приблизился к скирде и спросил, где дорога на Лабунов. Высокий крестьянин с шрамом через всю левую щеку ответил:

— Оно как сказать: если не очень спешно нужно, то можно вот так прямо и ехать, а коль удираете от кого и времени мало, то сворачивайте налево и гоните напрямик через поле.

Начальник слышал явную насмешку в этих словах, но он торопился и, повернув коня на стерню, к своим, только пригрозил плетью. Зеленский же — это был он, — улыбаясь, сказал своему соседу:

— Вон как припустил… Езжай и скажи батьке, пусть людей со стен снимет да за пушками коней присылает — вражьи ляхи с ними по стерне далеко не заедут.

Цинский остановился с войском возле Паволочи, после такого конфуза ему нельзя было и показаться в Варшаве. Поразмыслив, он послал к Палию парламентеров, чтобы заключить перемирие.

Выслушав посланцев, Палий изобразил удивление и ответил, что не понимает, как, дескать, Цинский может предлагать перемирие ему, ведь формально он, Палий, считается полковником войска польского. Позволив себе эту издевку над Цинским, пытавшимся хоть немного смягчить тяжесть понесенного поражения, Палий, однако, ответил согласием.

В этот же день прибыли ходатаи и от волынской шляхты. Эти без околичностей объявили о своей покорности и униженно просили не разорять их поместий, — они согласны даже платить чинш казакам, сколько скажет полковник.

Палий кивнул в знак согласия, хотя этого согласия они не увидели в его насмешливо прищуренных глазах.

…Не успели скрыться шляхтичи, как к воротам на сером коне, покрытом пучками вылинявшей шерсти, подъехал человек в долгополом поношенном кунтуше. Он привязал коня к ввинченному в ворота кольцу и направился в дом. Во дворе таскал из колодца и наливал в корыто воду голый до пояса казак. Он крикнул долгополому:

— Куда ты? Полковника дома нет.

— Батьке своему расскажи! А те паны от кого поехали? Пойди скажи полковнику, чтоб пустил меня к себе, важное дело есть.

Казак неторопливо вытащил ведро и соскочил со сруба.

— Ишь, какой важный! А если кто и от него поехал, так то не твое собачье дело.

— Не кричи! Скажи пану полковнику, что арендатор хочет меду купить. У вас меду много, а денег мало.

Казак снял с тына одежду («Чтоб я вас не видел голыми в городе, не жалейте жупанов, новые купим», — говорил Палий казакам, хотя они и без того не очень жалели одежду, особенно когда бывали навеселе) и пошел к дому.

В горнице сидели Палий, Савва и Кодацкий. Приведенный казаком арендатор коротко изложил суть дела:

— Пану надо продать мед, я знаю. И на войско деньги нужны, и на церкви божии, и себе…

— Сколько тебе? — перебил его Палий.

— Весь, сколько будет.

— Меду у меня не так уж много, да и не здесь он, а на пасеке, в Снитинце.

— Я и вывезу прямо с пасеки.

— Как же я тебе его продам?

— Тут ведь недалеко, и пяти верст не будет. Сядем на коней да поедем. Там сторгуемся, а подводы туда я после подгоню.

— Что-то не хочется мне сейчас ехать: так устал за день, что ноги не держат. Побудь сегодня здесь, а завтра поедем.

— Некогда, пан полковник, люди ждут. И мед надо быстрее в Люблин доставить.

— А мне что — хоть чертям доставляй, а ехать не хочется. Вот разве Семашко съездит? Сынку, иди-ка сюда.

— Лучше будет, если пан полковник поедет сам. Сын молодой, а молодые в хозяйстве мало разбираются.

— Нет, не поеду сегодня. У меня еще дел много, опричь твоего меда. Как ты, сынку?

— Могу, чего ж…

— Вот и хорошо. На Султане поезжай, а то застоялся он.

Семашко оседлал Султана и, с трудом сдерживая горячего коня, поехал с арендатором. Палий остался с Корнеем и Саввой.

Не прошло и десяти минут после отъезда Семашки, как прискакал на загнанной лошаденке старик. Он не по летам проворно соскочил с седла и побежал к дому, не обращая внимания на окрики казака, возившегося во дворе. Старик вбежал в комнату, оставив дверь открытой. По загорелому лицу стекали грязные струйки пота, длинная рубаха выдернулась из шаровар и свисала ниже колен. Увидев Палия, старик успокоенно прислонился к косяку двери, глубоко вздохнул, вытер пот подолом рубахи и лишь после этого заговорил:

— Ох, и напугался я, думал, не успею. Слава тебе, господи! На пасеках в Снитинце ляхи засаду сделали, а я в кустах сидел. За тобой арендатор поехал…

Палий не слушал больше. Его лицо побелело и скривилось от боли. Все умолкли, словно оцепенев. Палий первый бросился к двери:

— Коней!

Петро, вошедший со двора вслед за дедом и стоявший у двери, кинулся в конюшню. Все выбежали во двор. Савва, выпрыгнувший в окно, уже выводил коня. Он на ходу крикнул Палию:

— Я один, Семен, догоню.

Петро тоже вскочил на коня и помчался за Саввой.