Семена огня

Слова Лиса не сразу, однако достигли сознания поединщиков, и те нехотя расцепили железные объятия. Недовольный Пипин Геристальский поднялся с земли и, бурча себе под нос, стал отряхиваться. Задуманная им эффектная сцена переросла в еще более эффектную, но совсем не с тем исходом, на который он рассчитывал.

— Я лишь хотел присягнуть молодому государю, — недовольно фыркнул он.

— Это дело хорошее, — одобрил Лис. — Но к чему такая суета? Присягнуть государю — не лушпайку сплюнуть. Серьезное дело требует величавости: медленно подошел, медленно преклонил, в глазах — преданность, в фигуре — готовность к труду и обороне. А тут на бегу… Я понимаю твое расстройство, но в приличном обществе мог бы и сдержаться. Если, конечно, желудок в порядке.

— Душа моя болела, изнывая от той бездны зла, в которой, пусть и поневоле, ей довелось пребывать все эти годы. Прозрение, дарованное свыше, озарило и исцелило ее, так что я спешил показать, сколь велико мое раскаяние, — майордом уже вполне пришел в себя и был готов произносить возвышенные речи хоть до заката.

— А, ты в этом смысле? — Сергей, не скрываясь, смерил вельможу изучающим взглядом. — Это ж совсем другой расклад! Приятно чувствовать себя вразумляющим свышем.

Ну шо, вернешься на исходные рубежи или прямо здесь, на месте, клясться будешь? Ты ж, надеюсь, не возражаешь, если мы тут немного приобщимся к величию момента?

Фрейднур, шо ты хлопаешь глазами? Тебе, между прочим, еще вашей братии и дружине рассказывать, как твой господин искренне, без всякого принуждения, буквально, по зову сердца и прозрению свыше присягал законному наследнику престола. Бастиан, а ну-ка, не спи. Спрячь ножик — здесь салаты пока не в тренде. Бери свою балалайку, изобрази на ней фанфары. Присяга все же, не хухры-мухры!

— Это да, — закивал Фрейднур. — Мы-то, это да!

Ла Валетт вернул в ножны метательный клинок и потянулся за музыкальным инструментом.

Пипин бросил на комиса испепеляющий взгляд, но промолчал и, отвернувшись, снова преклонил колено перед юным Дагобертом.

— Сергей, вы что же, ему верите? — спросила Женечка.

— Хороший вопрос, невольно чувствую себя почтенным коллегой-психологом на конвульсиуме, в смысле, консилиуме. Верю ли я Пипину? Да как себе!

— Ему действительно можно доверять, как вам? — в голосе девушки слышалось нескрываемое удивление.

— Евгения Тимуровна, дорогая моя коллега, мне, конечно, лестно узнать, что мне, по-вашему, вообще можно доверять, но, заметьте, я ничего такого не говорил.

— Но как же?! — возмутилась Женя. — Вы же сказали: можно верить, как вам.

— Правильно. А я бы в такой ситуации постарался найти лазейку, чтобы подставить вражину злого под ближайший карающий меч или ломающий щит — ну, шо-нибудь такое. И скорее всего, мне бы это удалось. Так что волчья верность — до первого леса, а мы, стоит заметить, прямо в нем и находимся. Пока что этого зверя мы держим за уши, но отпускать и гладить по шерсти, а тем более против, не стоит. Еще вопросы есть?

— Нет, — четко ответила Женя.

— Тогда слушаем и аплодируем. Главное, шоб Пипин Батькович от полноты душевных переживаний не забыл в присяге упомянуть чего-нибудь важного, а потому навострим уши на эльфийский манер.

Слова присяги смолкли над поляной и были встречены единогласным: «Да будет так!». Дагоберт простер свою правую руку над головой коленопреклоненного майордома, утверждая свою беспредельную власть над недавним заклятым врагом.

— Эх! — задумчиво протянул Лис. — Нет здесь живописца, а лучше фотографа, шоб запечатлеть этот знаменательный для всего цивилизованного человечества миг. Ну, да ладно, Бастиан, ты все рассмотрел?

— Конечно, мастер Рейнар.

— Вот и славно, вот и замечательно. Тогда — шо замер, как февральский сурок на морозе? Быстренько слагай балладу, к концу недели все франкские земли должны знать о присяге вельможного Пипина Геристальского законному наследнику.

Будущий герой баллады метнул на Лиса недобрый взгляд. Соображал он быстро, и потому хорошо понимал последствия распространения среди народа такого шедевра инородного творчества.