Семена прошлого

Затем Барт присоединился к рабочим и начал раздавать указания. Часто слышался его смех; он был со всеми ласков, включая Джори, Мелоди и Синди, как будто сегодня в честь Рождества все были прощены.

День за днем Джоэл, как мрачная тень, следовал за Бартом, изрекая цитаты из Библии своим надтреснутым голосом. Вот и сегодня в полшестого, уже совершенно празднично одетый, он затянул свое:

– …Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому пройти в рай…

– Какого черта ты здесь бормочешь, старик?! – закричал на него Барт.

Моментально водянистые глаза Джоэла сверкнули злобой, будто искра, готовая вспыхнуть под порывом ветра.

– Ты бросаешь на ветер тысячи долларов, мечтая впечатлить кого-то. Но никого не поразишь, потому что у них тоже есть деньги! Многие живут в гораздо более роскошных домах. Фоксворт-холл был лучшим в этих краях в свое время, но это время прошло.

Барт в ярости обернулся к Джоэлу:

– Заткнись! Ты готов испортить любую радость в моей жизни, любое счастье. Все, что бы я ни делал, по-твоему, грех! Ты стар и взял свое от жизни, а теперь мой черед. Я молод, и пришло мое время наслаждаться жизнью! Держи при себе свои религиозные мысли и цитаты!

– «Падению предшествует гордость…»

– «Погибели предшествует гордость, а падению – надменность», – поправил его Барт, к моему откровенному удовлетворению.

Наконец-то Барт увидел лицемерие и опасность в лице Джоэла.

– Гордость – вечная мудрость дураков, – изрек Джоэл, презрительным взглядом окидывая праздничное убранство. – Ты истратил уйму денег, которые могли бы пойти на благотворительность.

– Уйди! Иди в молельню и кичись там своей благонравной гордостью, дядя! В твоем сердце нет ничего, кроме зависти!

И Джоэл вышел из зала, бормоча:

– Он поплатится. В этих горах ничего не прощается и не забывается. Я-то знаю. Кому лучше знать, как не мне? Дни Фоксвортов печальны и горьки, несмотря на все их богатство.

Я обняла Барта:

– Не обращай внимания. У тебя впереди замечательный вечер, Барт. Теперь, когда светит солнце, снег на дороге подтает и смогут приехать все приглашенные. Похоже, Бог сегодня на твоей стороне, поэтому радуйся и наслаждайся.

Ах, как благодарно и признательно он взглянул на меня! Он смотрел, желая сказать что-то в ответ, но не мог. Наконец он просто обнял меня и ушел, явно смущенный. Такой красивый мужчина, подумала я с грустью, и никак не найдет себя. Но ведь должен же быть и у Барта уголок, где он почувствует себя нужным, незаменимым и любимым.

Комнаты, закрытые с начала зимы, были открыты и проветрены; были убраны все экраны, чтобы никто из гостей даже не заподозрил, что мы можем экономить тепло или деньги на него. Были тщательно вычищены все ванные и душевые. В туалетах были припасены всевозможные принадлежности, а в умывальных – разложено по полкам дорогое мыло и вывешены прекрасные гостевые полотенца. Из кабинетных шкафов достали специальный рождественский фарфор и хрусталь.

Около одиннадцати мы собрались у рождественского дерева. Барт был свежевыбрит и великолепно одет, впрочем как и Джори. Только Мелоди была одета затрапезно, как вошло у нее в обычай в последнее время.

Как всегда, я попыталась разрядить обстановку. Взяв на руки Младенца Христа из очень реалистично изготовленных яслей, я спросила:

– Барт, это ты купил? Если это так, то я поздравляю: я нигде еще не видела столь красивых скульптурных изображений.

– Они пришли по почте лишь вчера, и я их сегодня распаковал, – отвечал Барт. – Я купил это прошлой зимой в Италии и отослал морской почтой.

Я была счастлива, что Барт так оживился, услышав мое одобрение, и продолжала расспрашивать дальше.

– Этот младенец очень похож на настоящего младенца, и Дева Мария исполнена чистой красоты. И Иосиф… он очень добр и симпатичен, у него такое снисходительное, всепрощающее лицо.

– И недаром, – отозвался Джори, который в тот момент раскладывал под елкой дополнительные подарки. – В конце концов, вряд ли для него могло быть понятным, чтобы Дева могла забеременеть от какого-то невидимого, абстрактного Бога.

– А ты не утруждайся размышлять об этом, – отвечал Барт, не отрывая любящего взгляда от выбранных им фигурок. – Просто принимай то, что написано в Священном Писании.

– Но тогда почему же ты споришь с Джоэлом?

– Джори… не дразни. Джоэл помогает мне обрести себя. Он был грешником в юности, и теперь он замаливает свои грехи, делая богоугодные дела. А я молодой человек, который жаждет греха, чувствуя, что мое несчастливое детство уже расплатилось за мои возможные прегрешения.

– Я предполагаю, – пошел ва-банк Джори, – что несколько оргий где-нибудь в большом городе заставят тебя убраться восвояси, в Фоксворт-холл, и сделают тебя таким же старым лицемером, как и твой дядя Джоэл. Мне он очень не нравится. Будь ты поумнее, ты бы дал ему несколько сотен тысяч долларов и избавился от него.

Что-то промелькнуло в глазах Барта, из чего я поняла, что ему уже приходила в голову эта мысль. Он пристально поглядел Джори в глаза:

– Почему ты не любишь его?