– Барт, – прошептала я, подзывая стоящего возле меня сына, – может быть, ты задумывал этот вечер, чтобы представить вновь Джоэла его старым знакомым?
– Да, – ответил он шепотом, обнимая меня за плечи, – но я уже понял, что он не захочет присутствовать. Честно говоря, из его друзей лишь несколько осталось в живых, в то время как живы еще множество одноклассниц моей бабушки. А ты выглядишь прекрасно, как ангел. – И его сильные пальцы вонзились в нежную плоть моего плеча.
Был ли это комплимент или вызов мне? На его губах играла циничная усмешка. Он отдернул руку, будто она выдавала его. Я нервно рассмеялась:
– Когда-нибудь, когда я стану старой, как Джоэл, буду горбатой, стану шаркать ногами, перестану наконец грешить, тогда я вновь обрету тот нимб, которого лишилась в расцвете жизни.
И Барт, и Крис поморщились от моей тирады, но Джоэл наверху куда-то пропал, и я была этому рада.
Лакеи в ливреях готовили буфетные столы, в то время как Барт мерил пространство шагами. Он был необыкновенно привлекателен в своем черном смокинге.
Я нашла руку Джори, пожала ее и прошептала:
– Ты сегодня почти так же хорош, как и Барт.
– Мам, скажи ему этот комплимент. Он выглядит прекрасно, настолько великолепно, насколько великолепен был, по-видимому, его отец.
Я внезапно вспыхнула и устыдилась.
– Нет, я не сказала ему об этом ни слова: он настолько безукоризненно доволен сам собой, что, думаю, взорвется от любой похвалы.
– Ты не права, мама. Иди и скажи ему то, что только что сказала мне.
Я встала и подошла к Барту, который молча стоял у окна и глядел на изгиб дороги.
– Не видно ни единого огня фар, – угрюмо пожаловался Барт. – Дороги были расчищены. Снег перестал идти. Наша дорога была даже посыпана гравием. Где они все, черт возьми?
– Я никогда еще не видела тебя таким красавцем, Барт.
Он резко обернулся, пристально посмотрел мне в глаза и перевел взгляд на Джори:
– Даже более красавцем, чем Джори, мама?
– Таким же красавцем, как он.
Усмехнувшись, он отвернулся к окну. Но тут же его настроение изменилось; что-то на дороге отвлекло его от мыслей о себе.
– Посмотри-ка, они едут!
Я увидела вереницу огней, медленно взбирающихся в гору.
– Приготовиться всем, – скомандовал Барт, подавая знак Тревору, чтобы тот был готов распахнуть двери.
Крис занял место у кресла Джори, а я схватила за руку Барта, чтобы образовать линию для приема гостей; Тревор широко улыбнулся нам. Он часто говорил, что он любит званые вечера: «Я всегда обожал балы и вечера. Сердце начинает биться чаще, старые кости омолаживаются».
Прошло некоторое время, но ни одна из вереницы машин не добралась до нашего поворота, никто не позвонил в дверной колокольчик.
На специально сооруженном помосте под ротондой ожидал оркестр. Музыканты вновь и вновь настраивали инструменты, а мои ноги в сверкающих вечерних туфлях на высоком каблуке начали ныть.
Я уселась на элегантный стул, собрала складки платья, чтобы незаметно сбросить под ними туфли, но платье тоже с каждой минутой начинало жать все больше и казалось все более тяжелым. В конце концов уселся и Крис, а Барт занял стул по правую руку от меня. Нам всем становилось все тяжелее, мы будто сдерживали от ожидания дыхание. Не сидел на месте один Джори, передвигаясь от окна к окну и докладывая нам об увиденном.
Я знала, что наверху изнывала в ожидании Синди, которая давно была полностью одета и лишь предвкушала момент, когда можно будет появиться в полном сиянии своей красоты и эффектно спуститься с лестницы, опоздав слегка «по последней моде».
– Должно быть, они опоздают, но приедут, – задумчиво проговорил Джори, когда на часах было половина одиннадцатого. – Просто на обочинах дорог скопилось много снега, и это затрудняет движение.
Губы Барта были плотно сжаты, а глаза холодны как лед.
Никто ничего не говорил. Я же опасалась даже рассуждать на тему, отчего никто не приехал. Тревор нервничал.
Чтобы думать о чем-нибудь постороннем, я сосредоточилась на столах, которые напомнили мне самый первый увиденный мной бал в Фоксворте. Все было очень похоже: красные льняные скатерти, серебро, фонтан с шампанским. Огромные блюда, распространяющие чудесные ароматы, горы деликатесов на хрустальных тарелках; фарфор, золото и серебро… В конце концов я больше не в силах была ждать и положила себе на тарелку всего понемногу, чем вызвала неудовольствие Барта: он пожаловался, что я разрушаю сервировку стола. Я скорчила шутливую гримаску и передала Крису тарелку, наполненную его любимыми кушаньями. Вскоре и Джори присоединился к нам.
Красные витые свечи из настоящего воска догорали. Желатиновые башни начинали оседать и разрушаться. Расплавленный сыр застыл, а подогретые соусы загустели. Шеф-повара с недоумением поглядывали на нас, а я отвернулась, чтобы не оказаться целиком во власти дурных предчувствий.
Все комнаты были в прекрасном рождественском убранстве: уютные, освещенные свечами. Незанятые, предоставленные самим себе слуги начали шептаться – они уже устали от ожидания.