Семена Злобы

Остановив грузовик метрах в двадцати от «Буревестника», я с решительностью обреченного направился к Грекову, который замер у входного люка приземлившегося дирижабля. Даже рта открыть не успел, как воздухоплаватель меня огорошил своим поведением.

— Господин коллежский асессор. — Авиатор встал по стойке смирно и даже козырнул. — Имею приказ поступить в ваше полное распоряжение сроком на неделю. За это время вы должны определить место дальнейшего базирования «Буревестника». После я с командой отбываю на новое место службы.

Да уж, напрасно я в своих мыслях поливал наместника грязью. Он все же оказался разумным и справедливым человеком. Даже стало жалко Грекова. Вон как его перекосило под маской бесстрастного служаки.

Не, все-таки маска треснула.

— Но попрошу поумерить свои хотелки. Я все же не извозчик, а капитан-лейтенант воздушного флота его императорского величества.

Все, проклюнувшееся сочувствие к авиатору тут же увяло.

— Готовьте судно к отлету, — сухо приказал я и отвернулся от капитана обратно к грузовику. Хотя мог и отчитать за хамство, раз уж его переподчинили мне.

Увидев матроса, собравшегося вернуть транспортное средство в гараж, я махнул ему рукой. Боец тут же выскочил из кабины и подбежал ближе.

— У вас есть тут что-то наподобие вестового?

— Так точно, ваше высокоблагородие!

— Пришли его ко мне.

Флотский с погонами матроса второй статьи появился, когда я уже дописывал на планшетке вторую телеграмму, в которой просил своего друга Бориса Хвата позаботиться о месте базирования моего дирижабля. Из подробностей указал только тип судна и его размеры. Боря — опытный инженер и уроженец Топинска. Сам разберется, как и где все устроить.

А в первом послании повторно предупреждал настоятеля Эбейтынского монастыря о нашем прибытии. Но это так, на всякий случай. Думаю, отцу Андриану хватило и сообщения из Якутска.

Наконец-то с формальностями было покончено, и «Буревестник» оторвался от бетонного покрытия иркутского воздушного порта. Чтобы там ни думал Греков, я прекрасно понимал все сложности ночного полета и знал, что для этого нужна квалификация высшей пробы. Но все равно брат Иннокентий и Намия рисковали намного больше. Да что уж там, если Злоба проснется в небе, падать будем все вместе.

От меня уже мало что зависело, но уснуть все равно не получалось. А когда за стенкой каюты послышались возгласы, то и вообще вскочил как ошпаренный. У соседей дела шли не очень хорошо. Девочка начала биться в припадке. Когда я вошел, то увидел, что монах опутал ее какими-то веригами, которых раньше на маленьком тельце не было. Намия уже не поглаживала лежащую на ее коленях голову девочки, а крепко вцепилась в нее скрюченными пальцами, и нежная песнь шаманки опять перешла в утробно-жутковатое рычание.

Толку от меня тут было немного, но я не смог заставить себя уйти. Не остался в стороне даже Леонард Силыч. Он запрыгнул на спальную полку и, прижавшись к боку дергающегося в припадке ребенка, заурчал как трактор. И, что удивительно, это помогло, пусть несильно и ненадолго, но все же.

Борьба монаха, шаманки, ребенка и кота с древней ведьмой была такой напряженной, что я не заметил, как пролетела ночь. Хотел даже наорать на матроса, зачем-то постучавшегося в каюту, но затем был готов расцеловать его, когда насмерть перепуганный увиденной картиной парень сообщил, что мы прибываем.

К монастырю подлетали в предрассветных сумерках. На поляне у похожего на средневековую крепость строения собралась немаленькая толпа с факелами. У меня даже мелькнуло опасение, что они собрались совершить аутодафе, но все же решил положиться на порядочность брата Иннокентия, к которому после всего пережитого относился с искренней симпатией и уважением.

Я вышел из пилотской кабины и увидел кряжистого монаха в грубой рясе, который вынес из каюты девочку. Он что-то шептал себе под нос, а все еще скованный веригами ребенок мирно спал на руках у этого явно непростого человека. Заглянув в оставшийся открытым дверной проем, я увидел Намию, спящую в обнимку с котом, а также монаха, вырубившегося прямо на полу. Затем загнал высунувшего голову из нашей каюты Чижа обратно, сам же вышел на свежий воздух.

Греков без слов понял, что нам придется пробыть здесь еще немного, так что матросы уже бегали вокруг дирижабля, устанавливая более надежные якоря и распорки.

Я отошел чуть в сторону и присел на склоне холма, завороженно глядя на рассвет. Хорошо-то как!

Солнце всплыло из-за горизонта, окрашивая все вокруг в радостный розовый цвет и словно намекая, что все плохое ушло вместе с темнотой. Бездонное и нереально синее небо отражалось в озере, создавая совсем уж фантастическую картину. А воздух был таким чистым и свежим, что казалось: с каждым вдохом он растворяет накопившуюся грязь страхов, неверия и усталости. И действительно, то напряжение, к которому я так привык за последние дни, что уже перестал замечать, начало уходить. В голове прояснилось, и мысли потекли легко и свободно. Я невольно выпрямил спину и очень глубоко вздохнул.

Увы, идиллия продлилась недолго.