Читаем Семеро против Ривза полностью

— Один друг у вас теперь есть, — с галантным поклоном сказал мистер Ривз. — Послушайте, а что если отметить это обстоятельство? Выпьем бутылочку шампанского, пока ресторан не закрылся? Вы любите шампанское, а?

— Еще бы.

Они выпили бутылку шампанского и поговорили о разных, весьма существенных, вещах: о бирже и о том, что у мистера Ривза не ладится с гольфом, и как надо следить за детьми на первом году их жизни, а потом — о кино. Марджел сказала, что в «Палаццо» идет роскошный фильм и ей до смерти охота посмотреть его. Мистер Ривз взглянул на свои часы и увидел, что уже половина четвертого. И, поскольку он должен был встретиться с миссис Ривз и Энcи в половине пятого, они с Марджел решили, что у них нет времени идти в кино, а вместо этого они решили посидеть тут еще немножко и потом решили позавтракать вместе в этот же день на будущей неделе и затем пойти в кино. И наконец, когда настало время расставаться, мистер Ривз любезно посадил Марджел в такси, и они тепло пожали друг другу руки, и мистер Ривз сказал, какое она доставила ему удовольствие своим обществом — у него теперь совсем другое настроение, а Марджел сказала: «У-у-м, это было лихо», точно передав интонацию Мэй Уэст, которую она так тщательно изучала, а мистер Ривз, когда такси уже тронулось, крикнул вслед, чтобы она не забыла насчет будущей недели, и она кивнула, и улыбнулась своей чарующей улыбкой, и помахала ему рукой…


Мистер Ривз не взял такси, а пошел пешком к остановке автобуса. Подобно многим людям, считавшим в молодости каждую копейку, он инстинктивно все еще экономил на малом, но зато был способен совершать такие траты, о которых и помыслить не мог в ту пору, когда формировались его привычки. Он был в чрезвычайно приподнятом, даже веселом, настроении — возможно, так взбодрил его разговор с Марджел, а возможно, непривычное количество вина, которое ему пришлось выпить из-за воздержанности его гостьи, а может быть, и то и другое. «Этакая милая, умненькая крошка, — сказал он себе. — Этакая милая, умненькая крошка».

Улыбаясь собственным мыслям и все снова и снова повторяя про себя эти слова, он сел в автобус. Они казались мистеру Ривзу необычайно выразительными, своеобразным критерием высоких моральных качеств, словно «милая», «умненькая» и «крошка» были зримыми атрибутами идеала женственности. В окно напротив мистер Ривз видел Пиккадилли, — зрелище это ласкало его взор. Столько хорошо одетых людей и все такие милые! Он попытался представить себе, куда они спешат, и не смог, — он мог лишь предположить, что все они отлично позавтракали и сейчас направляются с визитом к некоему молодому и гениальному художнику. Когда длинные вереницы машин остановились на красный свет, нетерпеливо урча моторами, мистер Ривз только улыбнулся. Ну, какое это имеет значение? Времени впереди — уйма, сколько угодно. Он увидел анонс вечерней газеты: «Бедствие на море». Мистера Ривза это не касалось, он и знать об этом не желал. Так им и надо, раз они вздумали раскатывать по морю. Ну, кто их просил выходить в море? Сидели бы дома, да лучше позавтракали бы как следует…

В таком, довольно веселом настроении, благоволя ко всему человечеству, мистер Ривз споткнулся о ступеньку, поправил съехавшую набок шляпу и с излишней силой нажал на звонок. Ни ответа, ни привета. Только мистер Ривз принялся воспроизводить на звонке новый пассаж из Стравинского, как дверь распахнулась и перед ним возникла голова Энси, который с любопытством и возмущением глядел на него. Узрев, что перед ним стоит мистер Ривз, он изобразил на лице улыбку — ни дать ни взять распускающийся кочан цветной капусты — и воскликнул:

— Здравствуйте! Как мило, что вы пришли. Мы все здесь, и Питер так жаждет познакомиться с вами и показать вам свою работу.

Конвоируемый мистером Хоукснитчем, мистер Ривз повесил шляпу и пальто в темной передней и затем, осторожно нащупывая путь, тяжело дыша, полез вверх по еще более темной деревянной лестнице, которая к тому же непрерывно скрипела под его ногами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза