Семеро против Ривза

В этот вечер за обедом мистер Ривз был необычно молчалив. Поверхностный наблюдатель мог бы сделать вывод, что молчаливость мистера Ривза вызвана меланхоличными воспоминаниями о нежных телячьих отбивных или сочной утке по-эйлсберски, так весело украшавших его стол в Мэрвуде в это время года… а тут все эти затеи ресторанной кухни, которые только дразнят воображение, не удовлетворяя аппетита! Но поверхностный наблюдатель был бы прав только наполовину. Неоспоримо, конечно, что мистер Ривз рассматривал неудовлетворительный обед как своего рода катастрофу, однако в настоящее время он уже примирился с неизбежным. Но он размышлял, или — поскольку это слово слишком претенциозно для такого простодушного человека, — он, проще говоря, думал.

Предметом его размышлений или дум была его беседа с неким молодым человеком в полумраке салона. Мистер Ривз отнюдь не относился к тому разряду людей преклонного возраста, которые каждого человека моложе тридцати лет считают странным и назойливым дегенератом. Мистер Ривз и сам имел сына, которым он втайне гордился — может быть, даже несколько больше, чем следовало с объективной точки зрения. Но при всем том он отнюдь не страдал оголтелым отцовским фанатизмом и вполне мог оценить достоинства других молодых людей, если только они действительно были достоинствами в его глазах. Мистер Ривз готов был делать скидку на горячность и неопытность юности, однако в этом случае такой скидки и не требовалось. По правде говоря, у мистера Ривза осталось неприятное ощущение, что молодой Робсон сам делал ему скидку. Молодой человек явно разбирался в некоторых вопросах лучше мистера Ривза и, главное, уже размышлял над ними. «Как это получилось, что я все-таки недостаточно образован?» — огорченно спрашивал себя мистер Ривз.

Если бы молодой человек вел себя нагло, мистер Ривз не обратил бы внимания на его слова; он со смехом отмахнулся бы от них как от мальчишеского вздора. Но эта искренняя, деликатная, непритязательная манера… Неужто Робсон прав в своем суждении — ну хотя бы относительно Капитала? Как в свое время когда-то мистер Ривз пытался размышлять о Времени, так теперь он размышлял о Капитале. Что же в самом-то деле сохраняется и передается из поколения в поколение? Хлеб? Бифштексы? Автомобили? Одежда? Скот? Фабрики? Патентованные медикаменты? Пиво? Явно нет. Дома? Книги? Meбель? Идеи? Да, в какой-то мере, но только старые дома приходится подновлять (их дом в Мэрвуде уже и сейчас требует ремонта), старые книги приходится перечитывать, со старой мебелью приходится свыкаться, старые идеи приходится пересматривать. Мистера Ривза охватил страх. В растерянности он начинал постигать, что именно подразумевал мистер Уиллоби Хьютон под этим своим вечно меняющимся потоком. А что, если Капитализм тоже всего-навсего поток, часть этого потока?

— Но он делает свое дело! — произнес мистер Ривз вслух, покрываясь от волнения испариной.

— Кто делает свое дело? — удивленно спросила миссис Ривз, и даже Марсель со снисходительным любопытством взглянула на отца.

— Да так, никто… — поспешно сказал порядком смущенный мистер Ривз, — я просто задумался о… коммерции.

Мистер Ривз возвратился к своим размышлениям. Они были не слишком успокоительны. Он почувствовал неприязнь к мистеру Робсону. Кто дал этому мальчишке право омрачать приятный послеполуденный отдых мистера Ривза такими бередящими душу умозаключениями? Что он сам-то понимает в коммерции? Нахватался разных теорий! Пустомеля, школьный учителишка! Мистер Ривз терпеть не мог школьных учителей и школьных учительниц — они забирают у вас славного, симпатичного ребенка и возвращают самонадеянного, нахального, молодого грубияна. Обозвав за глаза мистера Робсона школьным учителишкой, мистер Ривз несколько утешился. Он почувствовал себя поспокойнее. «Новая религия учит, что капитализм — порождение всех зол». Хм! Школьный учитель! Отродясь не слыхал подобной чепухи! И почему полиция терпит все это?…

После обеда миссис Ривз и Марсель пожелали отправиться на площадь Святого Марка в кафе Флориана поесть мороженого. Мистер Ривз волей-неволей должен был их сопровождать. Он предпочел бы снять ботинки, прилечь и постараться поосновательнее вникнуть в смысл первых вступительных глав Бэдекера, чтобы не оказаться в унизительном положении из-за своего незнания Венеции, если ему придется снова встретиться с Робсоном. Два года? Да пошел он к черту! Неглупый человек может разобраться в этом за два дня… Но в Венеции мужчины ведут себя так нахально, что невозможно отпустить двух порядочных женщин на улицу без провожатого. Итак, мистер Ривз направился к Флориану, где заказал себе кофе с коньяком, и со смешанным чувством удовлетворения и страха наблюдал, как его дамы поедают мороженое.

Чей-то манерный голос громко прозвучал в его ушах:

— Мой до-огой Ривз! Как вы поживаете? Какая приятная встреча!