Уснуть без подушки Славик долго не мог, а заснув, увидел себя летящим над лугом, над речкой. Вначале он чувствовал себя в воздухе, как тогда, когда впервые сумел удержаться на воде. Он колотил ногами и руками по воде, но уже не тонул, не захлебывался — словно в нем появилась какая-то новая, не очень еще понятная, почти волшебная сила… И чем выше он теперь взлетал, тем было ему легче, свободнее — и той волшебной силы в нем прибавлялось, и он уже знал, что с этой минуты умеет летать…
Полина Андреевна разбудила внука, когда во дворе запел петух, и Славику показалось, что он-то и поднял его.
— Что? — спросил он спросонья. — Какой остров? А-а… — И вскочил, вспомнив все.
— Подушка-то твоя где?
— Под кроватью, ба, — мгновенно соврал он, — я ее после достану. — И начал быстро одеваться.
Было уже светло. Петушиные кукареку взлетали над Егоровкой как ракеты.
— Куда спешишь? — уговаривала бабушка. — На пожар, что ли? Никуда твоя рыба не денется. Я тебе чай вскипятила.
— Ба, ты мне его в бутылку налей и пробкой заткни. Я там позавтракаю — мне пока есть не хочется…
Бабушка пошла провожать внука на крыльцо, и Славику пришлось выйти на улицу.
— Ты иди, ба, мы у Степы встречаемся.
— Смотри в воду-то зря не лезь…
Славик обогнул Нинкин дом, пронесся через двор и огород Евдокимовны, проломился через кукурузу и выскочил к кораблю. Его уже ждали. Все были в походных скафандрах, но без шлемов.
— Летим? — вместо приветствия спросил он. Больше всего на свете Славик боялся, что ему скажут: нет. Что по каким-то причинам полет отменяется или откладывается.
— Конечно, летим, — ответил Грипа, — мы же договорились. — И скомандовал — Экипаж, по стартовым местам! А ты, Славик, садись на крышу.
На крыше лежала отсыревшая за ночь подушка. Наш космонавт перевернул ее, отодвинул и сел на краешек. Он не знал, как удержится, сидя на летающей тарелке.
Питя уже залез было внутрь, но вдруг обратился к командиру:
— Грипа, а можно я с ним? Ему ведь одному в отсеке страшно будет.
Командир посмотрел на землянина. Тот, хоть и храбрился, и в самом деле выглядел не очень уверенно.
— Правильно, — сказал он, — я должен был сам об этом догадаться.
Питя спрыгнул с лесенки и через какой-то миг очутился на коленях Славика.
— Поднять заднюю крышку! — приказал Грипа.
Сзади Славика послышался шелест, он оглянулся и увидел, как на него наезжает прозрачное полушарие.
— А теперь уложи подушку так, чтобы можно было на нее лечь головой и плечами, — объяснял командир. Славик послушался. — Подогни ноги, хорошенько упрись ими. Устроился? Поднять переднюю крышку!
На Славика и спереди с чуть слышным шелестом поехало прозрачное полушарие.
— Не страшно? — спросил Питя. Они оба были уже под стеклом, но дышалось, как прежде, легко.
— Нет, — ответил землянин почему-то шепотом.
— Как дела? — услышал он голос командира, словно тот находился рядом.
— Нормально, — произнес Славик космонавтское словечко.
— Тогда — старт!
В корабле загудело, и землянин почувствовал вибрацию. Питя взглянул на него и положил крохотную ручонку на руку Славика. Диск качнулся, еще раз… и медленно оторвался от земли. Повис в воздухе… Славика прижало к подушке, а ладони притянуло к металлической крыше корабля как магнитом, дыхание перехватило, в животе что-то оборвалось, затошнило и так стало больно в ушах, что он чуть не вскрикнул. Глаза закрылись сами собой, в них завертелись оранжевые круги. Питя, лежавший у него на животе, стал тяжелым, как свинец.
Еле-еле через несколько мгновений Славик смог с трудом вздохнуть, но глаза так и остались закрытыми, словно кто-то нажал на веки пальцами.
Но вот стали приходить перемены. Сначала вернулось нормальное дыхание. Отлипли от крыши ладони. Он пошевелил коленями. Открыл глаза. И тут же закрыл их, потому что подумал, что еще плохо видит. Небо над ним было темно-синее, а когда взлетали, оно было голубое.
Заметно полегчавший Питя пошевелился.
— Набрали высоту. Ты как?
Славик попытался ответить, но у него с первого раза не получилось.
— Эй! Ты, спрашиваю, как?
— Но-нормально, — выдавил наконец из себя Славик и открыл глаза: небо было по-прежнему темно-темно-синее. — Какая высота?
— Километров, по-вашему, сто.
— А сколько времени мы летим?
— Минут десять.
И тут Славик снова испугался. Питя, по-турецки сидевший у него на животе, вдруг оказался в воздухе, поднялся, как какой-то факир, над ним и завис, не меняя позы. У него и руки оказались на груди, как у факира. Землянин хотел спросить у Пити, что с ним случилось, но подумал, что случилось не с Питей, а с ним самим. Темносинее, почти черное небо, в пять сорок утра, Питя, парящий в воздухе…
Сказал дрогнувшим голосом:
— Питя, а… — не договорил, потому что и сам оторвался от подушки и крыши корабля, легонько стукнулся сперва лбом, а потом коленями о прозрачную оболочку отсека. Стал почему-то поворачиваться набок.
— Питя! — крикнул он. — Мы падаем?
Питя оттолкнулся от оболочки, вытянулся в воздухе, как пловец в воде, подлетел-подплыл к нему. Он смеялся во весь рот.
— Это ведь невесомость, Славик, разве ты не видел такое по телевизору?
— Так мы летим?
— Ну да!