Семьи.net

— Ваше здоровье! — говорит «мигрант» и почему-то кланяется, прежде чем выпить. От уважения, вероятно.

— Ваш ход, советник, — Алан кивает Русакову.

— Да, сэр. Мне поручено сообщить вам, Ричард Викторович, чисто в порядке информации, что урсуноид, называющий себя Урсулой Нордин, объявлен у себя на родине вне закона.

Несколько секунд мы стоим в молчании, переваривая услышанное.

Мне хочется глупо пошутить, чтобы разрядить обстановку, но я не умею импровизировать. Все мои блистательные импровизации, от которых публика стонет, это домашние заготовки. Хороший экспромт тем и отличается от плохого, что его надо тщательно готовить.

Дик просто молчит — собранно и деловито, если только можно «деловито молчать». У него даже коляска больше не приплясывает.

— Дерьмо собачье, — бросает Алан. — Вне закона, какая сильная формулировка, аж страшно. А девку выгнали из стаи, вот и все. Просто выгнали из стаи. Предлагаю всем расслабить промежность и сделать вдох-выдох. Чего она натворила?

— Мы не имеем никаких даных и вряд ли сможем их получить в обозримом будущем. Нас только поставили в известность о факте наказания.

— Поскольку не было заявления… — начинает полицай.

— Понятно, понятно, — цедит Дик.

Понятнее некуда. Нет заявления — нет преступления. Значит, на территории, подпадающей под земную юрисдикцию, Урсула ни в чем не виновата.

— Что мы знаем на сегодня… Это молодая особь, ей около тридцати лет в нашем эквиваленте, — говорит Русаков. — Дальше все очень условно, потому что мы подгоняем данные под земные понятия и определения. Если я говорю «ученый», это не значит, что она ученый. И если говорю «социолог»… Это самое близкое, что у нас есть. Так или иначе, она работала на Земле наездами в общей сложности около двух лет. Полугодичными циклами — «мишкам» не дают тут засиживаться по причинам, которые я не уполномочен обсуждать…

— Тоже мне секрет — вы их гоняете, чтобы беременные самки не рожали на Земле. А то придется дать «мишке» наше гражданство — и понеслось…

Зря я все-таки перед выходом стопку хлопнул — она лишняя была. Русаков косится на меня неодобрительно, никак не комментирует мою реплику — и продолжает:

— Три месяца назад эта особь в очередной раз вернулась домой, и вместе с ней уехал работать Бенджамен Нордин. В его задачу входили так называемые полевые исследования, а урсуноид консультировал обработку результатов. Ничего, в общем, необычного. Что случилось дальше, никто понятия не имеет. Так или иначе, Нордин поступил в некотором смысле остроумно, использовав лазейку в законодательстве. Жениться-то сейчас можно хоть на корове! Мы просто этот момент прошляпили. Никому и в голову не приходило…

Русаков удрученно качает головой и косится на бутылку.

— Он ее как медведя, что ли, оформил? — спрашивает Дик.

— Совершенно верно. Это его ручная медведица! Урсула, мля. Она даже на четыре лапы встала ради такого случая. И господин Нордин через посольский терминал преспокойно оформил все документы. Только ветеринарный паспорт ему сляпал на коленке тамошний врач, но сляпал убедительно. Собственно, это единственный в посольстве, кто видел Урсулу живьем. Все остальное Нордин провернул удаленно — а что взять с компьютера, он железный и знает два ответа: «да», «нет»… После чего Урсула опять встала на две ноги — и пошла садиться на земной рейс как законная супруга, вписанная в гражданский паспорт мужа, поскольку свой гражданский паспорт медведю, трам-тарарам, не положен. И не подкопаешься. Ловко сделано, признаю. Ваш внук зарывает талант в землю, ему бы в разведке служить.

— Надеюсь, врача уже расстреляли?

— Вам шуточки, Ричард Викторович, а с доктором будем разбираться, это же служебный подлог, уголовная статья. Ишь, гуманист нашелся. Сейчас летит домой, посмотрим, чего расскажет.

Дик с Аланом переглядываются, Алан едва заметно кивает. Русаков слегка морщится.

— К сожалению, по сути дела врач не знает ничего. Он просто «мишку» пожалел. Крутят они нами как хотят… Манипуляторы.

Русаков снова косится на бутылку, и я его понимаю — бутылка хорошая.

Дик ловит этот взгляд и никак не реагирует. Не хочет угощать дипломатического советника.

— Когда «мишку» выгоняют из стаи, он покойник, — говорю я. — Без семьи он никто, у него статус добычи. Миллион лет назад изгнанник мог прибиться к другой стае. При известном везении был такой шанс. У молодой самки или очень сильного самца — чуть больше шансов. Но чаще одиночка погибал. Его просто убивали другие «мишки». Потому что мордой не вышел или им кушать захотелось. Изгоя можно задрать и слопать, закон такой. А теперь вся их цивилизация — единая стая. Закон остался прежним, изгнанник — легитимная добыча для любого «мишки». А вот другой стаи ему уже не найти. То есть, шансов ноль. Абсолютный. Вы это знали, советник?

— Ваши симпатии к урсуноидам общеизвестны, Грег, — холодно отзывается советник.

— Вы это знали.

— И что? «Мишки» повсюду. То, чем они занимаются — ползучая оккупация. Это страшно, на самом деле. Земля — единственное место, где оккупацию сдерживают.