— Валерич, а чего ты, собственно, хотел с таким оборудованием? — говорю я. — Это ж не японская технология тебе, вертеть ее на бую. А наше «гостовское» говнидло. Вот и дудохаемся теперь…
— Ты не учи отца детей делать, — говорит Валерич сдержанно. — А ты, Саня, что стоишь как бычий перчуэл? Вжаривай перезапуск системы.
Саня уходит с бутылкой к пульту, перещелкивает тумблеры.
Конвейер совершает оборот, увозя от нас всхлипывающую девицу.
— Толян! — ору я через цех, сложив ладони рупором. — Давай напряжение на шестой!
Снова надеваем очки. И снова яркая вспышка и треск.
— НУ, ДОБРО?! — сквозь треск помех спрашивает Толян по громкой связи.
— ЩА ГЛЯНЕМ! — орет Валерич.
Конвейер тарахтит, подвозя к нам девицу.
Валерич берет с пульта картонную папку, вытаскивает из-за уха огрызок карандаша. Слюнявит палец и переворачивает несколько страниц.
— Так, посмотрим, — говорит он. — Ольга Петровна, слышишь меня?
— Здравствуйте, — говорит девица. — А что здесь, собственно, происходит?
— Ольга Петровна, как относишься к байдарочным походам?!
— Никогда не пробовала, — говорит девица.
— Ну кули ты заладил по шпаргалке этой? — говорю я, подходя к конвейеру. — Давай лучше я?
— Ну, рискни, стрекулист.
— Оля! — говорю я. — Что самое главное в мужчине?!
Девица хлопает на меня глазами.
— Странный какой-то вопрос, — говорит она. — Я как-то даже не могу сформулировать вот так сразу…
— Ох ты, ясный красный, — вполголоса говорит Саня.
Валерич нацеливает на меня испепеляющий взгляд.
— Ну ты понял, да?
— Исправим, бля, — говорю я. — Только вы на меня так не смотрите! Что я вам, млять, Айвазовский на стене, что ли?!
— Ты мне тут интеллектом не дави, — говорит Валерич. — Ты там дави, где тебя просят!
— Ща подумаем, — говорю я. Вытаскиваю из кармана телогрейки пачку «Беломора», запихиваю в рот папиросу.
— Ты давай еще покури рядом с реагентами, долбогреб, — говорит Валерич.
— Да я ж не зажигаю! Это чтоб сосредоточиться, епт…
И тут у меня происходит такое своеобразное озарение. Меня посещает муза, я бы даже сказал.
— А резонаторы-то, млять, проверяли? — говорю я торжествующе.
— Га-а-а! — оживляется Саня.
Валерич чешет макушку огрызком карандаша.
— Ну-ка, звиздуй проверь.
Я беру разводной ключ и иду к шестому блоку.
— Ребята, а что тут, собственно, происходит? — говорит с конвейера девица.
Залезаю по лестнице на крышу блока.
На одной высоте со мной, только в другом конце зала, сияет за стеклом довольная рожа Толяна. Прямо над ней натянут транспарант:
«Креатив — написано на знамени революции! Великая сила креатива, подкрепленная научным методом и практическими результатами, дает человеку жизнь, воспитывает в нем волю к победе, ясный разум и ощущение прекрасного! (Алевтина Исаевна Бром)».
Я машу Толяну разводным ключом.
Толян включает громкую связь. С шипением и треском помех под потолком цеха разлетается:
— Я, млять, ЦУП, как меня слышите, Индепенденс?
— Я Индепенденс! — кричу я с крыши блока. — Полет, млять, нормальный!
— Что ж вы как школьники какие-то сраные! — кричит снизу Валерич.
— Га-га-га! — ржет Саня.
— Ребята, все это очень странно, — говорит девица с конвейера.
Перехватив ключ поудобнее, я накрепко фиксирую излучатель ударами рукояти.
Бам-бам-бам! Готово.
Слезаю вниз, берусь за бутылку.
— Проверяйте, работнички куевы, — говорю.
— Языкастый ты больно, — ворчит Валерич, но сам уже складывает ладони рупором. — ТОЛЯН, ДАЙ НАПРЯЖЕНИЕ НА ШЕСТОЙ!
— Ольга Петровна! — говорит Валерич. — Какие у тебя главные жизненные приоритеты?
Девица дважды моргает и приподнимает бровь.
— Приоритеты у меня жизненные, — говорит она. — Успех в карьере, красота, отношения и самореализация! А тебе это, нищеброд, с какой стати интересно?
— Ты давай, говори, — бормочет Валерич, сверяясь с бумагами. Водит огрызком карандаша по строчкам, шевелит губами.
— С тобой начальство твое говорить будет! — визжит девица. — Хамло! Ну-ка быстро старшего менеджера сюда!
— Я, — говорю я, — старший менеджер. Чего желаете?
— Ты рожу-то свою в зеркале видал? — говорит она. — Би-идло! Собрались тут, деревенщины, пялятся. Ты чего пялишься, вот ты, в куртке засранной?
— Га-а-а! — ржет Саня. — Это она про меня.
— Хорошо пошло! — щерится Валерич. — Санька, запускай конвейер на полный! И переводи ее на второй цех.
Девица, горя глазами и обещая нам казни египетские, уезжает во второй цех.
Я отцепляю от губы изжеванную незажженную папиросу.
— Пошли покурим? — говорю.
— А ну стой, — хмурится Валерич. — И так от графика отбиваемся, щаз Абрамыч припрется, нудеть будет. Давай-ка следующего.
На конвейере подъезжает к нам крепкий парняга.
— Ну что! — говорит Валерич, сверяясь с документацией. — Николай Семеныч, какие мысли по поводу будущего?
— Ты, дед, — говорит парняга. — Случаем, не хочешь накуй пойти?
Валерич злобно переглядывается с нами.
— Никуя это не резонаторы, — констатирует Саня трагически.