В ту же секунду, как Эдис сказала это, она пожалела. Она ведь кое-что знала о художниках и скульпторах Нью-Йорка, могла бы помнить, что они делятся на два типа людей. Очень удачливые из них одевались, как хиппи. Они продавали работы, изготовленные из неоновых трубок, за фантастические суммы, и над ними посмеивались в кругах серьезных ценителей искусства. Менее удачливые одевались аккуратно, подобно Кимберли. Учили детей в трущобах, за это им разрешали жить и спать в той же дыре, где они занимались с детьми. О них обычно хорошо отзывались серьезные критики спустя лет десять после их гибели от голода.
Эдис также понимала, что удачливые художники могли делать все что угодно за деньги, включая порнографию. Менее удачливые, как, например, Кимберли, не могли поступиться своей честью. Им не нравилось, когда об их работах отзывались как о хорошем способе вкладывать деньги.
Эдис поправилась:
— Да, мы поддерживаем культуру, но не делаем на этом деньги.
— Вы жена банкира, — заметил Кимберли своим четким и слегка носовым голосом, — а значит, должны думать о Керд именно таким образом. Это вполне нормально. После того как у нее начался артрит, ее работы пользуются огромным успехом.
Эдис никогда раньше не слышала, чтобы кто-то говорил таким грустным тоном. Все слова звучали очень грустно, как будто губы человека не могли произнести их нормальным голосом.
— Вы хотите сказать, что она не может больше работать?
Кимберли кивнул головой.
— Она уже год не работает, и вряд ли вообще сможет работать. Она не может держать в руках инструменты. У нее нет сил, чтобы месить глину. Все причиняет ей жуткую боль.
— Вы ее знаете?
— Она три года учила меня. Это было очень давно. Недавно я начал учить ее учеников — она уже не может ездить в университет. Так что круг замкнулся.
Он присел на краешек кровати и уставился на незаконченную деревянную фигуру, на ее угловатые поверхности и быстроменяющиеся породы дерева.
— У меня очень странное ощущение. — Казалось, что он разговаривает сам с собой, а не с Эдис. Его серые глаза смотрели в пространство. — Как будто я вожу свою мать в инвалидной коляске. Когда я был маленький, она катала меня в прогулочной колясочке, а теперь…
— Я не знала, что она…
— Конечно.
Кимберли перевел холодный взгляд на Эдис. Он увидел ее растерянное лицо, и его взгляд немного смягчился.
— Вы же пришли сюда не для того, чтобы выслушивать лекцию, не так ли?
Он немного расслабился.
— Я даже не знаю, почему я здесь. Наверное, потому что жена мэра…
— Потому что у вас есть совесть, — закончил Кимберли.
— Как хорошо, что кто-то время от времени начинает вспоминать о совести.
Он поднялся и стал совершенно другим.
— Как вы думаете, вы можете сделать свой вклад в «Операцию Спасение»?
Они вышли в общую комнату. Было безлюдно — все ушли: дети, фотографы, полицейские, дамы.
— Нам нужны материалы, краски, инструменты, все. И коробки, чтобы в них потом упаковывать готовые вещи. Веревки, чтобы завязывать эти коробки.
Эдис повернулась к Кимберли. Он улыбался, но его лицо было таким грустным.
Эдис спросила его:
— Вы здесь живете или только работаете?
— Ну… — Казалось, что он думал слишком долго, что же ей ответить. — Я живу в квартире с приятелями на Бедфорд-стрит в Гринвич-Виллидж. Но я там не бывал с тех пор, как началась «Операция Спасение», с осени прошлого года. Нам здесь нужен сторож. Иначе ночью кто-нибудь залезет и все украдет. Вот я и караулю. Отсюда езжу в университет. Чертовски неудобно.
— Вы преподаете в университете?
Он утвердительно кивнул головой.
— Да, иначе я бы не смог проводить эту «Операцию».
— Что вы хотите сказать?..
— Вы думаете, мне кто-то платит за то, что я здесь делаю?
Эдис ничего ему не ответила. Кимберли молча кивал головой.
— Миссис Палмер, эта организация абсолютно не приносит никакой прибыли. Ваш вклад не облагается налогом.
Между ними сразу пробежал холодок. Эдис попыталась улыбнуться, но ничего не изменилось. Она достала чековую книжку. Кимберли холодно смотрел на нее.
— Сколько нужно вашей мастерской на неделю? — спросила она.
— С меня не берут ничего за это помещение. Летом нам нужно примерно сорок долларов в неделю. Зимой мы тратим больше, потому что покупаем уголь, чтобы топить. Наверное, выходит примерно пятьдесят долларов в неделю. Две сотни в месяц.
Эдис выписала чек, вырвала его из книжки и подала Кимберли. Он посмотрел на него, автоматически проговорив слова благодарности. Потом прочитал сумму.
— Двадцать пять сотен? — переспросил он.
— Чтобы на год хватило, — ответила ему Эдис. Он широко раскрыл свои серые глаза. Губы сжались. Он облизал их и потом сразу начал неудержимо рыдать.
У Эдис самой задрожали губы. Она слышала, как повторяла: «Пожалуйста. Пожалуйста». Ее голос странно отражался в большой пустой комнате. «Пожалуйста».
Глава тридцать первая