Семья

В этот раз они расправились с банкой рыбных консервов. Елисеев торопился, сам не зная, что его толкает побыстрее покинуть место ночевки. Однажды Никита Назаров — один из его лучших друзей по военной академии — в разговоре о возможностях человека, не обладающего Силой, уверенно сказал, насколько глубоко можно развить интуицию, не прибегая к магическим ухищрениям. И посоветовал Роману почаще напрягать мозги в этом направлении. Шутки шутками, но лейтенант, оказавшись в составе экспедиционного корпуса, имея уже гораздо больше личного времени, увлекся тренировками, развивая в себе интуитивные возможности. Не сказать, что успехи у Елагина были — скорее, все заглохло на начальном уровне. Даже рукой махнул и больше не пыжился, не насиловал мозг. В тот день, когда он попал в лапы албанцам, чувство опасности даже не ворохнулось.

А вот сейчас нечто неприятное свербело и давило на сердце тяжестью. Непонятные волны беспокойства толкали его в спину, отчего Сребренка удивленно глядела на несколько суетливые движения русского парня.

Их перехватили на узкой лесной тропке, подобно извивающейся змее, тянувшейся вверх на самый гребень, поросшей буком и каким-то густым и голым кустарником. Двое смуглых и черноволосых мужчин появились из ниоткуда, выросли из-под земли, настороженно держа под прицелом короткоствольных автоматов измученную переходом парочку.

Один из них зацокал языком и отрицательно покачал головой, увидев, как рука Елагина скользнула по поясу, приближаясь к рукояти пистолета. Потом негромко что-то каркнул, и Роман с леденящим спокойствием понял: турки. Видимо, из того отряда наемников, ищущего самолет. Или другие. В этих горах можно с ума сойти. Проходной двор, а не княжество Далмация.

Жест незнакомцев был понятен. Они требовали положить оружие на землю. Сбоку вынырнул еще один бандит с жесткой щетиной усов. Из-под козырька камуфлированной кепи сверкнули маслянисто-черные глаза. Роман с тоской понял, что Сребренка сейчас для них является лакомым призом, и как они разберутся с ним — никакой интуиции не нужно. Как-то неправильно она работает.

— Ду ю спик инглиш? — спросил черноусый, слегка расслабленный от удачной охоты. Карабин с плеча Сребренки перекочевал в руки одного из наемников, а тяжелый «Атиш» подвергся тщательному осмотру.

— Не говорим, — отрезала девушка.

— О, хирватча? — оживился турок и перешел на язык Сребренки. — А это кто? Твой жених? Любовник?

— Попутчик, — она обернулась и с тоской посмотрела на Елагина.

Лейтенант кивнул, словно разрешал ей рассказать все, что девушка могла знать про него.

— Врешь, — лениво ответил черноусый. — Не похож на попутчика.

— Он русак, раб моего отца, — как в ледяную воду прыгнула, с выдохом ответила Сребренка.

— Ты убил Казима? — проигнорировав слова девушки, так же легко перешел на родной язык лейтенанта турок. Он приподнял пистолет. — Это его оружие, рус. Значит, это вы были на той тропе, которая вела в Яблоничи.

«Влипли по-крупному, — с горечью подумал Елагин, когда его стали обыскивать. — Придется тут умирать. Девчонку жаль. Изнасилуют».

Сильный удар под колени обрушил его на землю. Сребренку тоже заставили встать на колени, положив руки на затылок.

Запутавшись в плаще, она выполнила просьбу.

— Где мой отец? — срывающимся голосом спросила девушка, за что получила пощечину от стоявшего рядом с ней бандита.

— Были у самолета? — широко расставив ноги, спросил турок, бывший, по-видимому, главным в группе.

— Были, — не стал отрицать лейтенант.

— Кого-нибудь встретили? Возле самолета были выжившие?

— Никого. Мы поискали вещи для себя, а потом пошли дальше.

— А ты сам кто такой? Почему тебя девка назвала рабом?

— Ваши продали, — скривил губы Роман. — Взяли на абордаж возле Закинфа. Моряк я. Нанялся на работу, хотел деньжат подзаработать.

— Врешь, — снова сказал турок и осклабился, качнув стволом «Атиша» в сторону Сребренки. — Ты воин, русак. Двоих наших к Аллаху отправил. А они бойцы серьезные. Вставай! Покажу тебя англичанам.

Не отнимая руки от затылка, Елагин поднялся на ноги. Двое турок о чем-то горячо заговорили, показывая на девушку.

— Говоришь правду — девку не тронем, — хитро прищурившись, сказал черноусый. — Выбирай, рус.

Выбора, к сожалению, не будет. Роман понимал эту истину как человек, уже не раз столкнувшийся с восточной моралью. Никаких колебаний. Лишь черное и белое, мгновенно меняющееся местами. Жизнь, может, ему и сохранят, но с таким камнем на душе, что и жить не захочется. Сребренку не спасти ни при каких обстоятельствах. А туркам ни в коем случае нельзя раскрываться. Подашь им ниточку — потянут до самого конца, выпотрошат как селедку.

«Значит, помирать нам здесь, — снова мрачная мысль сжала болью и ожиданием чего-то нехорошего. — Прости, Сребренка. Что смогу — сделаю».

— Я раб этой госпожи, — взгляд скользнул по поясу, где у турка висели ножны с торчащей в нем рукоятью кинжала. — Мне сказать больше нечего.