Семья

Но ее английский был плох. Вместо «firе» – пожар, она сказала «wirе» – проволока.

Миссис Парриш вдруг страшно рассердилась.

– Проволока? Какая проволока? – Она огляделась, помахала рукой вокруг себя. – Какая проволока? Что вы меня дурачите? Вон отсюда!

Мадам Милица с достоинством направилась к выходу:

– Я имела в виду комбинацию карт. Гадание. Моя профессия – узнавать чужую судьбу.

Что– то дошло до сознания миссис Парриш.

– У вас есть карты? Сыграем в покер.

Мадам Милица вздрогнула от негодования.

– Это – другие карты. Это – символы, по происхождению из Вавилона. Чтобы найти их, человечество жило тысячелетия. Видите – это Луна, или Нина, покровительница Ниневии. И вы хотите ею играть в покер.

– Ну, не надо, – легко согласилась миссис Парриш. – Но что мы с ней будем делать?

День был жаркий. Растрепанная, потная, грузная, миссис Парриш имела жалкий вид. Милица посмотрела на нее критическим оком и предложила:

– Мы сядем здесь, в тени, у окна. Как появится какой пешеход, бросим на его судьбу карты – и узнаем, что его ждет.

Миссис Парриш пришла в восторг от этой идеи.

Мадам Милица раскинула карты на рикшу, стоявшего на углу.

– Этот рикша беден и болен. У него нет друзей. Интриги, донос. Я даже вижу тюрьму и голодную смерть…

– Боже, как страшно! – закричала миссис Парриш и, наклонившись низко из окна, позвала: – Рикша! Рикша!

Ветер играл ее пушистыми волосами, лица ее не было видно.

– Рикша! Сюда! – И она бросила рикше серебряный доллар, крича: – Рикша, у тебя нет друзей! Какая жалость!

В промежутках, между рикшами и пешеходами, мадам Милица повествовала об историческом развитии и прошлом величии гадальной профессии и горько оплакивала ее угасание. Что из этого поняла миссис Парриш, сказать трудно. Английский язык Милицы был плох, более того – фантастичен, к тому же у ней была склонность к торжественности в слоге. Однако же при известии о скорой погибели профессии миссис Парриш сильно огорчилась:

– Какая жалость, мистер Парриш не дожил, чтобы услыхать об этом. Он бы сейчас же основал какое-нибудь акционерное общество, и все были бы счастливы.

Однажды в праздник миссис Парриш особенно буйствовала. Соседи посылали прислугу с просьбой, чтобы шум прекратили. Японцы стояли кучками в саду, глядя вверх на балкон миссис Парриш и высказывая предположение, что она не очень здорова. Милица не могла даже пить кофе. Мистер Сун не сказал ничего, просто ушел из дома. Бабушка была в церкви. Лида ушла плавать. Это была Петина очередь успокаивать миссис Парриш.

– Миссис Парриш, – обратился он ней, – не поможете ли вы мне с крестословицей?

При слове «крестословица» она встрепенулась, и в глазах ее засверкали слезы.

– Покажите ее мне! Дайте ее сюда! О, милая! – сказала она крестословице, а потом объяснила Пете: – Покойный мистер Парриш, – и слезы потекли из ее глаз, – как бывали неудачи или затруднения в делах, сядет, бывало, за крестословицу и сидит час-два. Успокоится и что-нибудь придумает. Он всегда имел успех во всем, во всех делах. О, мы жили так легко, так весело…

– Не плачьте, миссис Парриш, – сказал Петя тихо. – Мистер Парриш в лучшем мире и…

– И вы верите в это? – удивилась она. – Как же вы наивны! Самое слово «смерть» значит уничтожение. Полное уничтожение. Потому я так легко и перенесла его смерть. Мистера Парриша больше нет. Нет нигде. Да если бы на одну только минуту представить, что он существует где-то и что-то таинственное случается с ним… что он видит меня, как я сейчас здесь сижу… да это просто невыносимо. Уходите отсюда! Вон с вашей крестословицей!… Впрочем, стойте, сначала выпьем, а потом я вас выгоню.

Но все же Петя уговорил ее, и они до обеда сидели над крестословицей.

Даже Дима был призван к участию в усмирении миссис Парриш. Он явился с коробочкой показать ей свою коллекцию марок.

– Это – из Канады.

– Канада! Я была там. Выбрось сейчас же эту марку. Канада мне не понравилась.

– Это из Советской России: редкая марка.

– И ты держишь ее? Дай сюда! – И она разорвала Димино сокровище. Скрывая слезы, он ползал по полу, собирая кусочки и закаляя свое сердце для жестокого плана, как расквитаться с миссис Парриш за это ее преступление.

Но главной страдалицей, главной жертвой и самым частым посетителем миссис Парриш была Бабушка. Миссис Парриш, так сказать, всем своим большим и грузным телом оперлась на хрупкое плечико Бабушки и там покоилась.

6

Дима всегда чувствовал себя вполне удовлетворенным жизнью, но с водворением в доме миссис Парриш он потерял душевное равновесие. Из-за Собаки, из-за ее равнодушия, даже пренебрежения к нему.