Семья

— Ну, работаем сегодня, новенький? Моим напарником будешь; так Калачев сказал. Ты на отбойном молотке не работал?

Ефим ответил, что вообще-то видел, как с молотком надо обращаться, давно, конечно, но работнуть постарается. Заодно он справился у Константина Лукича, своего учителя, долго ли ему, Ефиму, быть учеником, на что тот рассмеялся: рановато еще спрашивать, и добавил, что все зависит от Ефима.

Лязгнули ставы рештаков, многометровая дорожка конвейера, вдоль которой шли гуськом калачевцы, тихо поползла вниз. Константин Лукич сказал, что уже пришли.

— А где же забой? — не сразу сориентировавшись, спросил Ефим.

— А вот... — указал Константин Лукич.

И только теперь Ефим заметил, что они стоят в трех метрах от поблескивающей характерным угольным оттенком стены в незакрепленном пространстве, и эта стена в нижней части взрезана врубмашиной на всем протяжении темной, глубокой линией подруба. А возле этой линии приблизительно метров на девяносто-сто уже замаячили при свете лампочек человеческие фигуры. Бригада Калачева готовилась к отбойке подрубленной угольной стены. Вот где-то там сухо всплеснул дробный треск отбойного молотка и замолк, но тотчас заговорили сразу несколько молотков, заговорили, словно соскучившись по жаркой работе, призывно, уверенно.

— Ну, Горлянкин, давай смотри, запоминай, — поднял отбойный молоток Константин Лукич. Яркий свет лампочки ударился в то место, куда Константин Лукич направил пику молотка. Словно живой, дрогнул в руках его молоток, дрогнул и заплясал мелко-мелко, но едва острие пики вошло в намеченную горняком трещину, отломав, словно черную скорлупу, первые пластинки угля, подчинился молоток человеку, стал спокойнее, четче выбивать дробь, все глубже влезая в пласт. Неуловимое движение корпусом молотка — и задрожала, ожила расколотая на куски отбитая глыба, посыпалась вниз, к нотам человека. А он, человек, не удостоил его даже взглядом, он грудью налег слегка на молоток, и вот со свежим, рассыпчатым звоном, уловимым в методичном, сухом перестуке отбойных механизмов, сдалась, развалилась, словно колотый черный сахар, еще одна угольная глыбина. И Ефиму вдруг захотелось вместе с этим худощавым человеком-великаном так же вонзить пику своего молотка в податливый, послушный человеческой силе угольный пласт.

Он быстро опробовал молоток и с силой нажал на него, направив пику в пласт. Пика за какие-то секунды до половины вошла в уголь, но стена была неподвижной, сыпались лишь мелкие кусочки. «Что за черт!» — рассердился Ефим, направляя пику в другое место, повыше прежнего. И опять — лишь мелкий штыб посыпался к ногам.

На плечо легла чья-то рука.

— Сила есть — хорошо, сноровки нет — плохо, — улыбнулся Константин Лукич. — С налету,., брат эту стенку не расшибешь. Прежде подумай, как ее взять, а потом — бей.

— Но вы же... — начал было горячо Ефим, но Константин Лукич остановил его:

— Ты хочешь сказать, что я не думаю, а просто бью, так? Знаю, знаю, ты у меня уже восемнадцатый по счету ученик, вот и знаю, что ты хочешь сказать... Нет, я думаю, но очень быстро... это еще называют опытом. Ну, вот в этом кругу, например, — он обвел куском породы на пласте неровную окружность, — куда бы ты стал бить, а?

Ефим наугад указал место.

— Пустое дело... — махнул рукой Константин Лукич. — Впрочем, ударь.

Но прав оказался, конечно, Константин Лукич.

— Так вот, прежде чем выбрать точку удара, глянь до верху по пласту да на метр вправо и влево. Видишь вот эти слои? Заметил, как они расположены? Вот их сплетенье, здесь породы много, и мы ударим вот сюда, чуть повыше. Ну-ка...

Так шаг за шагом постигал Ефим тайны шахтерского ремесла. Он во всем доверял теперь Константину Лукичу и все чаще ловил себя на мысли, что с таким учителем сможет перейти на самостоятельную работу недельки через три, не больше.

— А теперь — за лопату, — скомандовал Константин Лукич и позавидовал: — Месяца через два ты обгонять меня будешь, брат, в навалке, силища в тебе есть, но сейчас не поддамся...

Но наваливать уголь на конвейер им не пришлось: из-за того, что не было порожняка, транспортер остановили.

— Вот, черти... — выругался Константин Лукич. — Опять из-за них.

— Кто машинист?

— Этот лупоглазый, Журин.

«Да, да, я и забыл», — спохватился мысленно Ефим, решив, что надо как-то с Колькой встретиться за стаканчиком, да и в клубе побывать, посмотреть, чем молодежь занимается, не мешает. «Это мы с Зинкой сходим», — отметил он, а вспомнив о сестре, неожиданно подумал о Валентине: «Уехал все же. А ведь мог бы и здесь устроиться, работы всем хватает. Интересно, а как у них там с этой учительницей? Может, его и в Шахтинске уже нет? Все-таки жаль, что он уехал, с Зинкой их можно было бы окрутить... Интересно, где он сейчас?»

16

В маленькой комнатке агитпункта сидит один дежурный. Посетителей нет: еще рано, до шести часов остается целых пятнадцать минут. Дежурный вопросительно смотрит на Валентина:

— Мне из редакции не о вас звонили? Говорили, что корреспондент придет.

— Да, да, я из редакции... Вернее, я там еще не работаю, но мне дали задание, и вот...