Семья

Зина, запыхавшаяся, радостная, была совсем рядом, он бессознательно отметил, как, по ее упругим гладким икрам крупными струйками стекает вода.

— Вы... к Ефиму приехали в гости? Да? — застыла возле него Зина.

«Какая у нее... смелая фигура», — неожиданно подумал он, отводя глаза.

— Нет, я совсем приехал... На шахте работаю... А где Ефим?

— Ефим? — и вдруг повернулась и побежала к реке, бросив на ходу:

— Я оденусь... Подождите меня...

Когда Зина возвратилась, он повторил вопрос:

— Где Ефим?

— Он в первую смену эту неделю... Вечером будет дома...

— Я в это время буду в шахте. Кем он работает?

— Навалоотбойщиком... А вы серьезно к нам сюда совсем приехали, да?

 — А разве в это трудно поверить? — с легкой иронией посмотрел он на Зину.

Она ничего не сказала, как-то странно отвела глаза и пожала плечами.

— Купаться будем? — вдруг предложил Валентин.

— Ага... — радостно мотнула головой Зина и первой побежала на плес.

6

Ночью разразилась гроза. Захлопали калитки и ставни окон, застучали железные крыши домов, засвистел ветер. Откуда-то издалека накатывался гром, вспыхивали слабые зарницы.

Тамара проснулась от этого гудящего шума и в одной рубашке подошла к окну. Хозяин с женой еще с вечера ушли на гулянье к родичам, дом был пуст, и от этого стало страшно... Девушка прижалась лицом к стеклу рамы и старалась разобрать, что творится на улице. Внезапно ослепительно, совсем рядом, над соседними крышами черную ткань неба разорвала молния. Тамара отпрянула от окна и бросилась в кровать. По крыше дома со страшным грохотом прокатился гром. Прокатился и умчался дальше в сторону. С шумом хлынул ливень. Теперь гремела железная крыша да вспыхивали окна от далеких разрядов. Временами ветер доносил слабые раскаты грома, но сейчас он уже был не страшен... Тамара села в постели. Разбушевавшаяся стихия напомнила ей, что она одна, одна во всем огромном доме. И не только в доме. И не только в поселке... Нет у нее человека, который пришел бы в этот полночный час, прижал бы ее к себе, испуганную, замирающую.

Нет такого человека... Марк? Нет, он становится день ото дня все больше ненавистен ей, и особенно с той минуты, когда она узнала, что приехал Аркадий. Казалось бы — чего проще — выйти навстречу Аркадию, сказать, что он жив в ее сердце, что она не находит себе покоя... Но то, что случилось между ней и Марком, черной тенью вставало перед девушкой, закрывая малейшую надежду на возвращенье Аркадия.

Тамара подошла к окну и, глядя в поблекшую темноту, задумалась. По стеклу тоскливо били запоздалые капли. Да, видно, все кончено: Аркадию она не нужна, прошла неделя, как он приехал, а все еще не зашел. Да и кому она нужна, кому? Марк... Но рассудок гневно восстал, едва это имя вспомнилось. Можно ли любить его, когда рядом каждый день, каждый час будешь чувствовать тоскливый взгляд той, у которой крадут счастье. В памяти всплыло бледное, увядающее лицо Татьяны Константиновны. Нет, нет — только не это...

Даже пусть не обращать на нее вниманья, не видеть ее горя. Но разве она, Тамара, будет счастлива с Марком? Вряд ли... Его она не любит, нет... А без любви счастье не построить. Но что ж делать? Отдаться судьбе и покорно ждать своей участи месяц, два, год. Нет, еще не все потеряно. Надо уезжать отсюда, надо со слезами на глазах попросить отца, чтобы ее перевели в город... Ведь он же — отец, неужели не поймет, как ей сейчас трудно?

...За окном вставал рассвет. Мгла редела по-летнему быстро. Всходило солнце. Едва его первые лучи упали на лес, на дома, меж трепетных листьев пробежал легкий ветерок, словно вестник нарождающегося дня: там, где он пробегал, все оживало... Начиналось утро.

Тамара, словно зачарованная, смотрела на это чудесное превращение ночи в утро. Недавнее чувство одиночества уже исчезло. На смену пришло безмолвное любованье встающим новым утром... Таков уж был ее характер: казалось, и на краю пропасти, глядя вниз, она могла думать не о том, чем грозит ей эта обрывистая пропасть, а сколько страшной красоты заключает в себе она...

А утро пылало все сильней и сильней. Над копром и терриконом, над безмолвными, словно вымершими, домами поселка к сонной реке тянулась туманная дымка. А там, над рекой, она падала к «Каменной чаше», словно кутая скалу в легкий газовый платок.

И взволнованному сердцу Тамары вдруг захотелось как можно скорее встретиться с Аркадием... Девушка, мурлыча веселую песенку, бросилась торопливо умываться и одеваться... «Пойду к нему, если он не может... И добьюсь своего. Не может он не любить меня, я все, все ему отдам, но он будет мой... А Марк?»

Громкий стук в двери... Кто так рано?

Тамара отомкнула крючок и замерла: на пороге стоял отец.

— Не ждала? Ну, не плачь, не плачь... — неумело успокаивал Иван Павлович всхлипывающую на его плече дочь. — Давай-ка я лучше умоюсь.

И только когда отец сел завтракать, Тамара догадалась спросить:

— Папа, ты ко мне или по делам?

Иван Павлович хитро сощурился:

— А как ты думаешь?

— Ну, как... конечно, ко мне.

— Не угадала... Шахту вашу буду принимать... Худорева к нам переводят помощником главного инженера.