— Ты, Пашка, бери пример с командира, учись.
— Я знаю, дядя Прохор. Я тоже учиться хочу. Может, в Москву поеду.
Отслужив полных десять лет, Павел запросился в отставку. Ему отказывали, говорили:
— Ты что, с ума сошел? Ты нужен России как боевой командир.
А он оправдывался:
— Новой России образованные люди тоже нужны. Сам Ленин объявил — учиться, учиться и учиться.
Как раз в то время по частям Красной армии начали выдвигать бойцов рабоче-крестьянского происхождения для учебы в Институте красной профессуры в Москве. Он был основан декретом Ленина в 1922 году как кузница новых кадров из пролетарских слоев: новой социальной системе нужны были новые кадры идеологов. Но набрать достаточно учащихся из рабочих и крестьян для таких далеко идущих целей институт не мог. Время было голодное и тяжелое, некогда было учиться, нужно было работать. Вот тогда институт через партийные инстанции обратился к командованию частей армии, чтобы те направляли к ним людей нужной ориентации. Командиры, большинство из которых плохо понимали само слово «профессура», долго удивлялись такому необычному запросу. Но — исполнять надо.
Павел Берг был записан в кадрах «из рабочих», потому что в юности работал грузчиком. Командир и комиссар дивизии вызвали его:
— Хочешь ехать в Москву на учебу? Вот, призывают поступать в Институт красных профессоров.
— Ехать-то я хочу, но что это за институт такой?
— Будешь называться красным профессором.
— Смеетесь надо мной, что ли, — какой же я профессор?
— Там из тебя и сделают профессора, — им самим это было непонятно и даже смешно. — Но в институт принимают только членов партии большевиков. Пиши теперь заявление в партию, мы дадим тебе рекомендации, и поезжай.
Павел был единственным беспартийным командиром полка. Он все никак не мог решиться на вступление в партию, ему казалось непонятным и не нравилось, что члены партии должны безоговорочно подчиняться дисциплине так называемого демократического централизма, то есть решению большинства. Много раз в жизни он убеждался, что среди большинства и дураков больше, сам часто оказывался в душе на стороне меньшинства. Не нравилось ему, что само понятие «партия» все больше сливают с понятием государства. Он так понимал: Россия — это Россия, а партия — это еще не вся Россия. Ну что ж, пришлось вступить в партию поневоле, чтобы только поехать наконец учиться, — он был готов и на это.
Вестовому Прохору Павел сказал:
— Ну вот, пришло нам время расстаться — уезжаю на учебу в Москву.
Прохор даже растерялся:
— Павел Борисыч, да как же это? Это же ты меня прямо — ну как сказать?.. Это же ты меня как серпом по яйцам, — язык у него оставался по-крестьянски образным.
«Сын полка» Пашка Судоллатов тоже расстроился:
— А мне куда же, Павел Борисыч?
— Тебя, Пашка, я рекомендовал в штабе дивизии как очень способного разведчика. Начальник штаба обещал присмотреться к тебе и потом отправить учиться.
Прохор и Пашка Судоллатов провожали его до станции. Прохор сказал:
— Надо, Павел Борисыч, последний раз на тачанке пролететь, а я про тачанку спою.
Он привязал к тачанке оседланного коня Павла, серого в яблоках скакуна по кличке Веселый:
— Пусть тоже провожает хозяина. Командир воевал на нем несколько лет, и быстрый скакун не раз выносил его из-под пуль.
По дороге Павел сам правил четверкой и думал, что вот он в последний раз держит в руках крепкие ременные вожжи. Что-то ждет его теперь впереди? А Прохор пел:
Странная была картина, когда боевая тачанка на всем скаку подлетела к мирной станции. Стали прощаться, Прохор снял с Веселого седло:
— Возьми себе на память, Павел Борисович. Небось сколько штанов на этом седле протер. Я вот и мешок для седла припас.
Павел решил взять седло.
— Спасибо, дядя Прохор, а ты бери себе моего Веселого. Да вот что — хватит и тебе служить. Езжай-ка ты опять на землю, оседай в своем селе. А как станешь зажиточным хозяином, приеду к тебе погостить. А ты, Пашка, добивайся, чтобы тебя тоже послали учиться. Чую я, из тебя классный разведчик получится, нужный России человек.
Обнялись, Павел потрепал Веселого по шее, поцеловал в мягкую морду, вспомнил строки из «Песни о вещем Олеге» Пушкина и сказал ему на прощание:
8. Городские превращения