«Я постараюсь окунуться в мою, индивидуальную Честность. Хотелось бы представить себя пушистой, но можно сказать, что я как-то неосознанно, интуитивно стремилась идти в жизни по пути Честности, где-то успешно, где-то менее, но этот путь доставлял мне удовольствие. Где-то я падала и ушибалась, а где-то получала удары за Честность, но всё это был мой опыт, но и, видимо, опыт по отношению к другим людям, а возможно, других людей по отношению ко мне. Но сейчас, уже на протяжении некоторого времени, я ощущаю присутствие в себе, а возможно, и вне себя ориентира на пути к Честности. «Не судите и не судимы будете» – этот постулат, казалось бы, у всех на слуху, а применительно к Честности он особенно актуален. Здесь напрашивается другой постулат в смысле того, а кто – судьи? И я даже перефразировала бы касательно того, кто кинул бы камень, если он кристально честен. И хочется именно здесь подчеркнуть, что Правдивость, Справедливость, Откровенность, Искренность, Верность, Принципиальность, Убеждённость и всё то, что входит в понятие Честности, – это крупицы золота, бриллиантики, драгоценные земные камушки, которые могут успешно заполнять матрицы нашей Души, если используются в нужное время, в нужном месте, с добрыми помыслами и любовью. Но это такая великая Мудрость и Искусство, что не каждому по плечу и не каждому даётся. И как сложно теперь, с высот этой Мудрости, спуститься к конкретному «Я»! Постараюсь максимально далеко, глубоко и как бы со стороны пройтись по пути моего развития, просеивая информацию через призму Честности.
Сейчас я не буду останавливаться на подробностях моей жизни, это нужно будет сделать позже. А пока, в моем раннем детстве, помнится, что Честность, Искренность были как бы моим вторым «Я». Открытость, любовь к людям доставляли мне наслаждение. А Честность привлекала, приближала ко мне людей чаще светлых, добрых, отзывчивых. Моя маленькая Родина – удивительное, исключительно самобытное, историческое местечко на окраине города Ростова-на-Дону. Во времена моего детства оно входило в черту города, но было от него отрезано расстоянием из-за отсутствия транспорта. Вначале надо было преодолевать километров десять пешком, потом – около трёх, а сейчас, уже лет десять, вокруг наступают монолиты, высотки, бьёт ключом и врывается в частные дворы бурная жизнь города. А в то давнее время это был посёлок с преимущественно армянским населением, где все знали друг друга, и Открытость, Честность там приветствовались и как-то по-особому ценились. И если подытожить тот период моей жизни, то «наследила» я там со знаком плюс и оставила в памяти земляков добрые воспоминания о себе, даже какой-то авторитет достойного выходца из той среды. Но в моей семье эти качества мне доставляли много хлопот. По иронии судьбы мне не перепадало чрезмерной материнской любви и даже просто внимания.
У родителей сложились непростые отношения. Отец был на девять лет старше матери. Это был союз двух вынужденных терпеть друг друга людей. Осквернённая первая любовь, смерть первой любимой дочери в десятимесячном возрасте, которую звали так же, как и меня, муж и его родные армянской национальности, война, ранняя утрата родной матери, детство среди шестерых братьев, где мама была младшей, ожесточили характер моей мамы, да и рождение в последующем четверых детей усугубило его. Дети воспринимались тяжким бременем.
Я была старшей из детей. Её неудовлетворение жизнью вымещалось на мне. Поэтому моя Честность была сильным раздражителем для родителей. Если отец просто мне выговаривал, что все врут, воруют, честных людей нет и т. п., но, к чести его, никогда меня не бил, то мама была очень деспотична. Любое мое непослушание и даже правдивость вызывали в ней гнев, злобу, раздражение. Она набрасывалась на меня с тем, что было у неё в руках – кочерга, качалка и др., могла избивать ногами в тяжёлых сапогах или, схватив за длинные косы, бить меня об дверь до тяжёлых носовых кровотечений, потом приносила большое корыто, наливала в него воды, и оно багровело от крови, когда она погружала мою голову. Или выгоняла босиком на снег зимой, где я могла стоять, пока случайно не оказывался рядом отец и не вводил меня в дом.