Развитие субъектной парадигмы в постнеклассической психологии представлено системно-субъектным подходом и психологией человеческого бытия, которые естественным образом связаны с психологией развития и психологией семьи (Сергиенко, 2008, 2011; Знаков, 2013; и др.). На современном этапе в социальной и клинической психологии семьи существует множество теоретически разнородных подходов к объяснению механизмов функционирования семьи как системы, раскрывающих особенности супружеских и детско-родительских отношений, причины семейных конфликтов и разводов (Варга, 2001; Лидерс, 2007, 2011; Никольская, 2015; Эйдемиллер, 2003; и др.).
Эволюционный подход предполагает развитие субъектности с самых ранних этапов психического развития человека. Е. А. Сергиенко подчеркивает, ссылаясь на труды А. В. Брушлинского, что раскрытие природы целостности субъекта указывает «на неразрывную взаимосвязь природного и социального на всех стадиях развития человека, начиная с пренатальной стадии, когда появляются самые первые, простейшие психические явления у еще не родившегося младенца» (Сергиенко, 2002). В ряде исследований представлены данные о зарождающейся субъектности детей, их способности организовывать психологические ресурсы для достижения цели, и подчеркивается роль средовых факторов, среди которых особенности родительского отношения влияют на скорость и траектории развития контроля поведения (Виленская, 2008; Сергиенко, 2013).
В. В. Знаков определяет предмет психологии бытия как «смысловые образования, выражающие ценностное отношение субъекта к миру» (Знаков, 2013). Приоритетным здесь становится изучение целостных единиц событий, «в которые субъект попадает при взаимодействии с другими людьми и которые отражаются в его внутреннем мире» (Знаков, 2013). Системное отношение субъекта психической активности (человека или другого существа) и окружающей среды, представляющей ее субъекты, является методологическим основанием экопсихологического подхода к развитию психики (Панов, 2014). В рамках системно-субъектного подхода субъект-субъектная или субъект-объектная коммуникация представляют коммуникативную функцию субъекта (Сергиенко, 2011, 2012). В. В. Знаков, раскрывая понятия субъект-объектных и субъект-субъектных коммуникаций, рассматривает их в связи с выраженностью маскулинных и фемининных признаков человека и макиавеллизмом. Люди с выраженными маскулинными качествами склонны к субъект-объектному типу коммуникаций, т. е. они чаще интерпретируют слова других людей «как проявление излишней опеки над собой, стремление командовать, манипулировать», подозревают, «что другие люди обращаются с ним/ней не как с равноправной личностью, субъектом познания и общения, а как с «вещью», объектом, не имеющим своего внутреннего мира, который следует принимать во внимание и уважать». При выраженности фемининных признаков люди ориентированы на диалогическое общение, которое «включает убеждение человека в том, что, если собеседник что-то говорит, то он обращается к нему как равноправному партнеру, подлинному субъекту общения», т. е. преобладает субъект-субъектный тип коммуникации. Люди с высоким значением показателя макиавеллизма больше склонны понимать высказывания по субъект-объектному типу, а с низким значением – по субъект-субъектному (Знаков, 2002). В. И. Панов выделяет три типа экопсихологического субъектного и объектного взаимодействия, где за субъектность принимается активность (инициативность), а за объектность – реактивность (формальность) взаимодействия: 1) объектно-объектное, т. е. формальное общение; 2) объектно-субъектное или субъект-объектное, когда лидер в позиции субъекта подчиняет себе объект; 3) субъект-субъектное, когда обе стороны активно взаимодействуют друг с другом (Панов, 2011). Таким образом, в зависимости от разных ситуаций, в которых оказывается человек, может меняться его тип взаимодействия с окружающими, однако существуют личностные предпосылки к преобладающему типу взаимодействия субъект-объектному и субъект-субъектному (Знаков, 2002).