Семья Буссардель

А суть дела была в том, что уже четыре года Буссардель осторожно отстранялся от Жоржа Османа. Теодорина тоже перестала встречаться с Османом и с его женой, очень симпатичной ей Луизой де Лагарп: это была одна из многих жертв, которые ей пришлось принести мужу за тридцать лет их супружеской жизни. Но ведь префект поставил себя в такое положение, что на него обрушились весьма досадные обвинения. Законодательный корпус встревожился по поводу "фантастических счетов Османа", затем разразился скандал из-за бон, выданных депутатам, и сам Буссардель почувствовал опасность, когда всему Парижу стали известны простодушные слова, которые приписывали баронессе Осман: "Удивительное дело, всякий раз, как мы с мужем покупаем дом, на этом месте обязательно прокладывают бульвар!"

Помимо того, мания величия, которая появилась у префекта, слишком открытые его связи с певицами и балеринами тоже давали повод к охлаждению прежней дружбы. Такая нескромность не соответствовала духу, царившему на авеню Ван-Дейка: там умели соблюдать внешние приличия. Словом, Буссардель нашел предлог не приглашать супругов Осман на свои обеды в конце зимнего сезона. Буссардель повернул штурвал, и его корабль, взяв новый курс, отошел от опасного рифа.

Итак, в особняке у парка Монсо устраивались пышные Приемы, на которых собиралось блестящее общество, очищенное от всяких нежелательных элементов, а в конторе у сквера Лувуа все шло своим чередом. Эдгар скончался, не успев занять там значительного места, с его смертью не почувствовалась пустота. Буссардель-отец появлялся там каждый день, но слаженной работе контора была обязана больше всего служащим - счетоводам, бухгалтерам, доверенным, а также постановке дела: биржевой маклер Буссардель Второй унаследовал от отца способность заставлять людей работать с максимальной отдачей.

К тому же он смотрел на унаследованную контору иными глазами: она стала для него фасадом, почти что ширмой, за которой на него работало само по себе другое прибыльное дело - земельные участки.

В семье, однако, не производили с ними никаких операций. Сохраняли их, и только. Те участки, которые не были проданы городу, застроили, и они приносили доход. Существенная прибыльная операция, впрочем, предусмотренная заранее, произведенная в это время на одном из участков Буссарделей, принесла выгоду Фердинанду Буссарделю, которому в этом отношении всегда везло больше всех. Город, хорошо порадевший биржевому маклеру Буссарделю, произвел отчуждение особняка и сада улице Людовика Великого, который Фердинанд не пожелал продать, когда переселился на авеню Ван-Дейка. Отчуждение произведено было в связи с прокладкой улицы Десятого декабря, и владельцам отчуждаемых домов были выплачены такие тройные деньги, что это вызвало страшный шум. Однако против Фердинанда Буссарделя ничего не было сказано, так как среди этой свистопляски он, как всем было известно, удовольствовался суммой, предложенной ему комиссией муниципалитета. А ведь каждый знал, что совет экспертов, в который обращалось большинство домовладельцев, чаще всего весьма значительно увеличивал оценку отчуждаемых зданий, сделанную городом.

- Ни разу, - сказал глава семьи, который, пожалуй, больше всех в Париже оказался "жертвой" отчуждения домов и участков, - ни разу никто из Буссарделей не обращался в совет экспертов. Такие вещи в нашей семье не делаются.

И в заключение привел слова покойного своего отца:

- Буссардели не аферисты.

Они были в полной мере горожанами, парижскими домовладельцами и не стремились приобретать недвижимое имущество в сельских местностях. Имения, замки, дачи казались им мелочью по сравнению с их владениями в столице. Гранси стало их собственностью лишь ввиду необходимости немедленно купить имение для спасения от опасности, а Буа-Дардо досталось им по наследству. "Пахотные земли" или "луга для выпаса скота" - слова эти оставались для Буссарделей мертвой буквой: они понимали толк лишь в земельных участках для городских построек, а в вопросах сельского хозяйства проявляли крайнее невежество, которое они даже подчеркивали как знак своего превосходства, подобно семьям артистов и художников, которые гордятся своей непрактичностью и непониманием житейских дел.

В летние месяцы в Гранси или в Буа-Дардо можно было увидеть, как дамы Буссардель медленно прохаживаются в саду по аллеям, посыпанным песочком, подметая их длинными своими платьями; из дому они выходили, вооружившись зонтиками, широкополыми шляпами, газовыми шарфами, шалями и перчатками; они всегда прятались в тени деревьев, боясь солнечного удара. Мужчины убивали время как могли. От скуки их спасал только сезон охоты с его обязательной программой, своего рода светской дисциплиной, и, главное, поводом приглашать гостей и собирать у себя всю крупную клиентуру конторы Фердинанда и конторы Луи-нотариуса.