Семья для нефтяного магната

— Константин Петрович, с карточки Назимы Тимуровны ксерокопию сняли, полностью просмотрели. Здорова. С анализами не понятно, в фамилиях не нашли, а те, что анонимные, тоже никаких заболеваний.

— Спасибо, давай, до обеда Валер, — отключаю звонок и тру переносицу.

Что-то ты совсем перебарщиваешь, Тихомиров. Надо что-то узнать? Спроси. А вот это все. За спиной. Это не забота, это — вмешательство в личную жизнь. Нужно видеть края.

Выкуриваю сигарету, обещая себе, что это последняя и кое-как настраиваюсь на рабочий лад. Если хочу утереть нос Филатову, то нужно пахать, а не по девицам слюни пускать. Разгребаю почту, подписываю приказы, которые накопились плотной стопкой и ухожу на совещание.

Едва успеваю порадоваться, что обретенное эмоциональное равновесие не сбито встречей с Назимой в приемной, как обнаруживаю эту, не побоюсь слова, звезду в конференц зале. Красная, как рак, но до тошноты любезная она разносит воду, регулирует температуру сплит системы, кому-то находит ручку и мило шепчется с сыном Анны Ивановны, с которым, очевидно, уже успела познакомиться.

Я несколько секунд смотрю на этот балаган, а потом рявкаю.

— Начинаем! Все, кто опоздал, от проекта отстранены. Посторонним покинуть помещение.

Прохожу к своему месту и забираю из рук застывшей Назимы пульты.

Вижу, как обижено вздрагивают ее губы и отворачиваюсь к компьютеру.

— Давайте. Сначала по дизайн-коду пройдёмся, потом безопасность и технические характеристики…

Слышу, как сначала кабинет покидают техники, и самой последней, чеканя шаг каблучками, уходит Назима.

Выдыхаю, расправляя плечи. Зачем я ее себе под нос посадил? Чтобы зажать в углу, когда окончательно крыша съедет? Или довести придирками до невроза? Щелкаю мышкой и вывожу изображение презентации на экран.

После совещания вместе с Михаилом уезжаю на стройки. Рабочие моменты сглаживают утренний инцидент, и я уже сам не понимаю, чего так взъелся на парня?! Ну молодой, горячий. Сам такой же был. Пятнадцать лет назад.

Сколько? Страшно представить. А ведь они с Назимой ровесники… Обрываю виток рассуждений, который зашёл явно не туда.

Михаила отправляю на совещание в бывшие владения Адашевых, а сам, уезжаю домой, потому что возвращаться в офис… Это сегодня выше моих сил. По дороге ещё немного работаю, утверждаю сметы новых заправок, смотрю отчёты по издержкам транспортировки горючего, и поднимаю старые армейские связи, делая важные звонки по Питеру.

— Как ты думаешь, Валер? — откидываюсь на сиденье и смотрю в зеркало заднего вида, где ловлю глаза своего безопасника. — Я заслужил сегодня надраться?

— А есть повод? — весело отзывается он. — С чем поздравить или посочувствовать?

— А если просто так? — ухмыляюсь.

— Это уже алкоголизм, — философски отзывается он. — Но, кажется, повод у тебя, Константин Петрович, все-таки имеется. — Он заворачивает к участку и кивает в лобовое. — Гости у тебя…

Я опускаю стекло, потому что в сумерках сквозь тонированную пленку уже ничего не разобрать, и вижу, что прямо напротив калитки припаркована машина Вики.

Саратова распахивает водительскую дверь и вытекает из машины в обнимку с бутылкой вина. Пошатываясь, подходит к капоту моей машины и садится на него.

— Черт… — тру я лицо. — Час от часу не легче.

— Убрать, Константин Петрович? — с готовностью в голосе интересуется мой безопасник.

— Нет, я сам, — отвечаю, закрывая окно и дёргая дверную ручку. — Мы в ответе за тех, с кем переспали, Валера. Все, пока. Завтра в восемь, — добавляю, забираю вещи и выхожу из машины.

Подхожу к Вике, останавливаясь на расстоянии пары шагов. Она поворачивает на меня лицо с жирными потеками туши по щекам. Я, наверное, второй раз в жизни вижу у неё на столько потерянный и открытый взгляд.

— Слезь, пожалуйста, с капота, — прошу ее спокойным тоном. — Валерию пора домой.

— Ты поменял код на воротах, — говорит Вика, соскакивая на асфальт и делая неуверенный шаг ко мне навстречу. — Я не смогла заехать… — пьяно закусывает губу.

— Надеюсь, пила ты уже здесь, — говорю, забирая из ее рук бутылку.

— А что? Волнуешься? — протягивает она руку к воротнику моего пальто и убирает несуществующую нитку. — Так переживаешь, что не звонил почти четыре дня?

— Мне кажется, я очень четко высказал свою позицию, — делаю я от неё шаг назад. — Да и ты, кажется, сделала свой выбор.

— Ну прости меня, Котя, — она кидается мне на шею и вжимаются так, что как не пытайся, не отдерешь. — Я дура. Я была неправа. Скажи, чего ты хочешь? Хочешь, я брошу телек этот чертов? Перееду, буду тебе готовить? Костя… — она стекает по мне вниз к ногам. — Ну вот, ты же хотел, чтобы я села к тебе в ноги. Я села…

Рыдает. Капец…

— Вика, достаточно, встань, — говорю уверенно, но мягко. — То, что ты сейчас творишь, выглядит просто отвратительно и жалко.

— Ну так пожалей меня! — икает она. — Погладь. Как ты любишь, как ты хочешь…

Понимая, что разговора не выйдет, а сидит Саратова прямо в луже, подхватываю ее за талию и поднимаю вверх, кое-как ставя на ноги.