Семья Горбатовых. Часть вторая.

Княгине долго пришлось убеждать «Христову невесту» и доказывать, почему Нина должна выйти за Горбатова. Наконец они столковались: графиня дала обещание не только за себя, но и за Фотия. Тогда княгиня, успокоившись и простившись с хозяйкой, сошла в свою келью. Она была очень приятно удивлена, увидя у себя на столе хотя и постный, но очень вкусно приготовленный ужин. Вошедшая вслед за нею бледная женщина в монашеском платье сказала ей:

— Графинюшка наша строгий пост соблюдает, а вы, сударыни, чай, с дороги-то проголодались — так я и распорядилась… Покушайте, вот и барышня тоже… как это можно так, с дороги-то!

— Спасибо, матушка, большое вам спасибо! — довольным тоном отозвалась княгиня.

Она с удовольствием присела к столу, позвала Нину. Но оказалось, что Нина уже разделась и ужинать не хочет.

IX. ФОТИЙ

Несмотря на то, что кровать была узка и матрац не отличался особенной мягкостью, княгиня заснула скоро, и в то время как благовестили к заутрене, она спала самым крепким и здоровым сном. Спала и Нина. Ставни были закрыты, тишина в доме стояла полная. И обе они, наконец проснувшись и наскоро одевшись, едва-едва поспели к обедне.

Нина была в спокойном и бодром настроении. Войдя в монастырь, она поразилась огромным стечением народа. Весь путь от ворот до самой церкви, в которой уже началась служба, им пришлось сделать среди густой толпы богомольцев, нищих, калек. На самых видных местах стояли и сидели мужчины, женщины и дети ужасного и отвратительного вида, олицетворения всевозможных человеческих недугов. Кто был покрыт весь ранами, кто выставлял напоказ красный, бесформенный обрубок ноги, кто совал вперед что-то невозможное, обернутое в грязное тряпье — руку, доходившую только до локтя и затем оканчивавшуюся каким-то наростом. И все эти несчастные калеки, на все лады жалобным голосом произносившие свое «Христа ради», протягивали к проходившим маленькие деревянные чашечки, предназначенные для сбора милостыни. Княгиня и Нина роздали уже всю мелочь, какая была с ними, а чашечки все протягивались и все жалобнее, и все ужаснее слышалось «Христа ради».

Влеремежку с нищими расположились богомольцы, которые уже отстояли ранние службы и теперь отдыхали здесь, тем более что в церкви не было места. Некоторые, очевидно, пришли издалека, из южных и юго-восточных губерний, на что указывал покрой их одежды и черты загорелых лиц. Несмотря на впечатление нищеты, бедности немощи человеческой, какое-то благоговейное чувство сходило на Нину и возрастало в ней. Наконец, поднявшись на церковную паперть, запруженную народом, они добрались до дверей. Княгиня обратилась к Нине и почти испуганным голосом сказала:

— Как же мы проберемся вперед — ведь задавят!..

Крепкий запах всех этих сермяг сразу показался им просто невыносимым. Но, сдерживая дыхание, они стали пробираться вперед. Огромная, толстая княгиня, видя, что иначе невозможно, стала работать руками. Мужики и бабы старались почтительно сторониться и давать ей дорогу; но это оказалось очень трудно — такое множество людей набралось в небольшой церкви. Однако все же, несмотря на все затруднения, княгиня, краснея, с лоснящимся лицом, пробралась вперед к правому клиросу.

— Нам бы туда, к графине… вон ее место… там просторнее! — шепнула она Нине.

— Нет, лучше останемся здесь, ma tante, — ответила Нина, — ведь не пройдем, а здесь хорошо.

Княгиня кивнула головою, быстрым взглядом окинула новый иконостас, покрытый прекрасной живописью, богатыми ризами, сияющий огнями, и начала креститься. Потом она осмотрелась. Весь клирос, у которого они стояли, был занят монахами, да и за ними тоже разместились несколько монахов. А дальше шла сплошная масса народу, — негде было упасть и яблоку. Несмотря на дуновение, временами проносившееся от открытых окон, духота была страшная, мешалась с запахом ладана и народа и туманила голову. Служба шла медленно и торжественно. Хор монахов был хорошо составлен.

— Что же это, никак не архимандрит служит? — шепнула княгиня.

Но Нина ее не слушала, она усердно молилась.

Когда боковая дверь в алтарь, перед которой они стояли, отворилась, княгиня с невольным любопытством туда заглядывала, желая увидеть Фотия — но его не было видно. Не имея возможность удовлетворить свое любопытство, она принялась тоже молиться, но скоро почувствовала, что в ней на этот раз совсем нет молитвенного настроения. Теснота и духота на нее слишком действовали при ее тучности. Вся кровь бросилась ей в лицо. Она почувствовала слабость в ногах, безнадежно обернулась и убедилась, что выйти из церкви теперь не представлялось никакой возможности. Ей казалось, что время тянется особенно медленно, что конца не будет этой обедне.