Семья Горбатовых. Часть вторая.

Она вся похолодела.

— Я ничего не знаю, я сейчас поеду узнавать… Я сделаю все, что можно… Надеюсь, тут недоразумение… он не может быть преступным… Но, прежде всего, я приехал к вам. Конечно, в это последнее время он ни с кем не мог быть так откровенен, как с вами… Вы должны вспомнить все — не говорил ли он вам чего-нибудь?.. Ведь что-нибудь да есть… Какая же у него связь с этими заговорщиками? Будьте со мной откровенны, вспомните все, ничего не скрывайте от меня… это необходимо для его спасения!

Нина опустила голову и еще больше побледнела.

— Связи, настоящей связи, с заговорщиками у него и быть не может, — наконец, собравшись с мыслями, сказала она. — Но я боюсь, что он все же близко знаком с ними, что они от него ничего не скрывали… Он никогда не говорил мне ничего такого, но я замечала, несколько раз замечала, что он в последнее время бывал мрачен… озабочен как-то… Это меня тревожило… даже… даже обижало. Я спрашивала о причине такой в нем перемены. Он отговаривался, но все же были намеки…

— Вспомните же все, все! — тревожно перебил ее Сергей Борисович.

— Да, конечно, он знал о многом, он был недоволен некоторыми своими друзьями… Иногда проговаривался, что затевается что-то…

— Но ведь он не сочувствовал этому?

— Нет, нет, не сочувствовал, это я прямо скажу вам, вы должны этому верить, что не сочувствовал… Конечно, он не мог оправдывать многое из того, что у нас теперь делается. Но он говорил мне, я это хорошо помню, что насильственными мерами ничему помочь нельзя. Да ведь вы же сами знаете его взгляды?!.

Она стала вспоминать каждое его слово. Передала Сергею Борисовичу все, все свои замечания. В конце концов оба они должны были сознаться, что нет ничего особенно утешительного. Он не сочувствовал, но, зная, находился в постоянных сношениях с заговорщиками, некоторые из них бывали у него в доме. Сергей Борисович вспомнил, что еще летом в Горбатовском он получал какие-то, видимо, неприятные ему, письма. Его бумаги все захвачены, он неосторожен… наверное, найдется много косвенных улик против него… Они замолчали, и несколько минут Сергей Борисович сидел, опустив голову, в тяжелом раздумье.

— Нужно спешить, — сказал он наконец. — Я еду, и одна надежда на милость государя…

Он простился с Ниной, обещая подробно извещать ее обо всем, что узнает. Он ездил по городу все утро, побывал у всех, кто мог сообщить ему о сыне. Его успокаивали, утешали; но он плохо утешался и настаивал, желая знать всю правду. Однако правду ему или не хотели, или просто не могли сказать, потому что сами ничего не знали. Добраться ему до Бориса не было никакой возможности. Он узнал только, что его еще не перевезли в крепость, но перевезут в этот же день.

«Боже, да ведь он может с ума сойти от отчаянья! — думал несчастный отец. — Он такой впечатлительный!.. Только бы с ним увидеться, только бы увидеться…»

И он, хватаясь за последнюю надежду, поспешил к одному старому другу, который мог помочь ему…

Небольшие светлые комнатки тихого Смольного монастыря. Обстановка, поражающая своей простотой, изяществом и чистотою. Много зелени и цветов, много книг… На стене большой, прекрасный портрет императора Павла I. У окна, в покойном кресле, с книгой в руках, сидит маленькая, седая старушка в траурном платье. Ее миниатюрное, бледное лицо испещрено мелкими морщинами, но светлые глаза сохранили свою чистоту. Общее выражение грустное, задумчивое и необыкновенно привлекательное.

Входит горничная и докладывает ей о Сергее Борисовиче. Лицо старушки несколько оживляется.

— Проси, проси! — быстро говорит она, закрывает книгу и встречает входящего Горбатова ласковой и грустной улыбкой.

Он почтительно целует ее руку, а она уже успела заметить его утомленный и встревоженный вид.

— Катерина Ивановна, — говорит он, садясь рядом с нею, — я к вам за помощью… Мой сын этой ночью арестован…

Она подняла на него свои ясные и кроткие глаза.

— Арестован? Кто? Неужели Борис?

— Да!

Он рассказал ей подробно все, что случилось. Передал все, что узнал от Нины, все, что узнал потом, в течение этого дня. Она слушала его с большим вниманием и участием. Она несколько раз брала и сжимала его руку.

— Что же теперь нам делать, Сергей Борисович? — сказала она. — Прежде всего, мне кажется, вам необходимо его видеть.

— Конечно, но ведь только государь мне и может дать это разрешение… и я прошу вас помочь в этом деле. Я думал прямо ехать к императрице Марии Феодоровне… Но она в таком горе… Она нездорова, никого не принимает. А к великому князю, то есть к государю… Он меня так мало знает!

— Послушайте, — сказала старушка, — мы вот что сделаем. Я сейчас же напишу государю и напишу также императрице… Я надеюсь, она вас примет. Вы посидите у меня… Я сейчас же, скорее пошлю мои письма, и мы вместе подождем ответа.