Семья Горбатовых. Часть вторая.

Великая княгиня приказала сделать нужные распоряжения. Сергей, конечно, получил приглашение участвовать в этой partie de plaisir [5], и в двенадцатом часу несколько троек, впряженных в широкие сани, выехали из дворца по сверкавшей на ярком зимнем солнце, еще не наезженной дороге.

Жениху и невесте оказывались всевозможные знаки внимания, и в первые четырехместные сани поместились цесаревич, великая княгиня, Сергей и Таня. Павел шутил всю дорогу, поддразнивал Сергея, уверяя его, что свадьбу нужно еще отложить, так как он ни за что не отпустит княжну в город, пока стоит такая прекрасная погода — пусть она надышится напоследок чистым воздухом.

— Вы считаете себя очень счастливой, княжна, и ошибаетесь. Вы еще будете вспоминать Гатчину.

— Не придется, ваше высочество, — отвечала Таня, — мы часто сюда будем возвращаться.

— На это не рассчитывайте, — посмотрите, каким зверем он взглянул сейчас. Все они хороши, пока еще не чувствуют своей власти, заберет он вас в руки и запрет в четырех стенах.

— В таком случае я вам пожалуюсь, и вы должны будете явиться моим спасителем, ваше высочество.

— Извините! Вы от нас отказываетесь, вы нам изменяете, и нам до вас никакого не будет дела. Вы отдаетесь во власть его, помните это, время еще есть, одумайтесь… Вот теперь я еще могу защитить вас, хотите сейчас его из саней выброшу?

Но Таня этого не хотела. Они подъезжали к мельнице.

— Что же, готово обедать? — крикнул цесаревич, входя на крыльцо. — Мы проголодались, живо!

Ему доложили, что можно садиться за стол, что все готово. Веселое общество разместилось, цесаревич сам разливал и подавал мужчинам водку в маленьких рюмках. Присутствовали Плещеев, Кушелев, граф Вьельгорский, камергер Бибиков и неизменный Кутайсов. Все это были люди, считавшиеся в Гатчине своими. Недоставало только Аракчеева, который никогда не покидал своих служебных обязанностей, да Ростопчина.

— Жаль, недостает нашего Федора Васильевича, — проговорил вдруг Павел, — он бы повеселил нас, наверное, рассказал бы что-нибудь смешное: всегда является с целым запасом. Скажи, Горбатов, не видал ли ты его вчера? Я так полагал, что он нынче утром приедет.

— Как же, ваше высочество, я с ним встретился вчера утром, и он сказал мне, что будет здесь завтра и на несколько дней.

— Обидно! А я даже хотел спросить у него разъяснение моего нынешнего сна — ведь он на все руки мастер: и дело делает, и сны разъясняет. Но шутки в сторону, господа, я видел нынче ночью очень странный сон, и почему-то этот сон не выходит у меня из головы.

Великая княгиня, говорившая в это время что-то своему соседу, Плещееву, вдруг замолчала и стала прислушиваться. Лицо ее сделалось серьезным, даже озабоченным. Между тем, великий князь продолжал:

— Да, собственно, это и не сон, а какое-то странное ощущение, мне казалось, что вдруг будто меня разбудили и какая-то неведомая сила подхватила меня и понесла все выше и выше. Кругом будто сиянье, лазурь небесная, звезды со всех сторон яркие…

Великая княгиня слабо вскрикнула. Но все внимательно слушали, и никто не обратил на это внимания.

— Я проснулся, — говорил Павел, — потом снова заснул, и опять тот же сон, то же ощущение, опять неведомая сила подхватывает меня, поднимает, и опять бесконечное небесное пространство и, поверите ли мне, так было всю ночь. Несколько раз я просыпался, засыпал и опять видел то же самое. Не правда ли, странно?

— Друг мой, — сказала взволнованно великая княгиня, — вы изумитесь еще больше, когда узнаете, что я испытала то же самое. Я ничего не могу прибавить к словам вашим, мне придется только повторить их.

— Не может быть! — воскликнул Павел, даже приподнимаясь со своего места. — Как, и вы то же видели? Зачем же вы мне раньше этого не сказали?

— Я не хотела вас беспокоить понапрасну, я знаю, какое вы придаете значение таким вещам, о которых, по моему убеждению, следует как можно меньше думать… но сегодняшний случай действительно кажется мне странным.

Цесаревич не то насмешливо, не то печально улыбнулся.

— Вот видите, значит, я не напрасно придаю значение подобным вещам, и очень естественно, что все таинственное, необъяснимое, выходящее из сферы нашей повседневной жизни, останавливает мое внимание, интересует меня. Иначе быть не может, я хорошо знаю, что в каждом из нас наряду с жизнью нашего тела есть иная, душевная жизнь. Есть в душе нашей предчувствие высших законов, действующих в иной, высшей сфере, откуда мы явились и куда рано или поздно вернемся из нашего временного странствования.

Он совсем изменился. Веселость исчезла с лица его, глаза приняли задумчивое, мечтательное выражение.

— Рано или поздно… — повторил он глухим голосом, уходя в свой внутренний, никому не ведомый мир. — Мне уже недолго ждать этого возвращения, я уверен, что мое странствование прекратится скоро.

— По крайней мере, сегодняшний сон вашего высочества никак не указывает на это, и, если придавать ему значение предзнаменования, то он, вероятно, предвещает величие и блестящую жизнь, а не смерть! — невольно проговорил Сергей, вспоминая свои ощущения в Эрмитаже.