Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света

Экипаж траулера был спасен и в соответствии с приказом доставлен в Завируху, куда мы прибыли ночью. У причала нас встретил начальник штаба базы с представителями госпиталя, услуги которых, к счастью, не понадобились, потому что все были живы-здоровы и чувствовали себя хорошо. Рыбаков разместили в одной из палат госпиталя, накормили, обогрели. А Панкову я разрешил уйти домой ночевать, и он тотчас же покинул корабль. Мы сидели с начальником штаба базы в моей каюте, и я подробно докладывал ему о всех перипетиях, связанных со спасением рыбаков.

- Так говорите, герой дня Панков? - переспрашивал меня начальник штаба.

- Я восхищен им. Он проявил такое мужество, умение и отвагу, которые граничат с геройством.

- Офицер он хороший, - согласился начальник штаба. Человек он чудесный. Большой души человек.

- Да, только вид у него какой-то подавленный, - заметил начштаба.

- Он просто устал, представляете, чего это стоило!

- Да нет, я вообще говорю о нем. Всегда он какой-то мрачный и как будто рассеянный. Вы не находите?

- Я знаю Панкова давно, еще по училищу. Хорошо знаю. Да, курсантом он не был таким угрюмым. Напротив, это был самый веселый и живой человек в нашем классе.

Что ж, доложу командиру базы, не знаю, какое он примет решение, а я лично считаю, что надо поощрить наиболее отличившихся, и в первую очередь, конечно, Панкова. Я бы его к ордену представил.

Он поднялся, пожелал мне покойной ночи и ушел, не велев даже себя проводить. А полчаса спустя ко мне в каюту ввалился Валерий Панков. Я взглянул на него и опешил. Передо мной стоял не капитан-лейтенант Панков, а какой-то маленький, неказистый, раздавленный горем человек.

Не говоря ни слова, он опустился на диван, схватившись за голову обеими руками, так что ушанка его сползла и шлепнулась на пол, а он даже не стал ее поднимать.

Я решил, что случилось нечто ужасное, поднял его шапку, сел рядом с ним и спросил так, как спрашивал когда-то в училище:

- Валерка, что произошло? Ну, говори же, может, нужно что-то немедленно предпринять?

Он отрицательно покачал головой, не отнимая от нее своих розовых натруженных рук, и через силу выдавил:

- Поздно, Андрюша, поздно.

- Но ты можешь для начала вкратце, по-военному, объяснить, что стряслось? Почему ты вернулся, и что значит твой вид?

- Подожди, дай опомниться, - сказал он немного погодя слабым голосом. - Это, конечно, глупо, но это факт, у человека кроме воли есть душа.

И поднял на меня влажные, переполненные душевным страданием глаза. В них не было ни ужаса, ни отчаяния, должно быть, это осталось уже где-то позади. Теперь его глаза, казавшиеся особенно большими на худом небритом лице, светились глубокой безысходной тоской, от которой нет ни спасения, ни выхода. И как-то не верилось, что рядом со мной сидит тот самый человек, который несколько часов тому назад так самоотверженно и бесстрашно сделал вызов стихии, обладающей сатанинской силой, и победил ее в ее же собственном логове, в открытом море. А здесь, на берегу, оказывается, нашлась более могучая сила, которая смогла его так подмять и опрокинуть. Что это за дьявольская сила?

А он уже начал рассказывать, поднявшись с дивана и потрогав ручку двери, точно хотел убедиться, плотно ли она прикрыта. Говорил стоя, вернее прохаживаясь по каюте, тесной, в два-три шага, неровно, сбивчиво, часто и ненужно повторяясь, а в голосе, в каждом слове рядом с нотками безнадежности звучала просьба участия.

- Понимаешь, как вышло: я домой сразу направился. Прихожу, вижу - в обеих комнатах свету нет, ну, думаю, значит, спят мои домочадцы. Спят и не знают, что с нами было. Стучу осторожно в окно. Она просила, когда поздно прихожу, в окно стучать. Слышу стон, тревожный такой, жалобный, мучительный. Потом шаги в потемках, без света, и ее, Зоин, слабый голос. Открыла она мне, смотрю - в одной сорочке стоит, за живот руками держится и стонет. Я быстро разделся, даже огня в прихожей не зажег второпях, к ней подбежал. "Что с тобой?" - спрашиваю. Она на кушетку прилегла и говорит: "Не знаю, все так и переворачивает, хоть на стенку лезь. Приступ какой-то. Беги скорей за доктором". Ну, я шапку в охапку, шинель на плечи - и в госпиталь. Аппендицит, наверное, думаю. Дело такое, что шутить с ним нельзя. Сколько было случаев, когда умирали от гнойного! Не успеют операцию - и нет человека.

Он взял графин, налил себе полный стакан воды, залпом выпил и еще полстакана налил, но пить почему-то не стал. Руки его дрожали, и зубы стучали о стекло стакана, когда воду пил.