Семья. Измена. Развод

– А у меня выходной, – врет с широченной улыбкой.

– Да? Тогда поехали к нам. Бабушка там по тебе скучает.

– Мам, можно?

– Можно, беги собираться.

Папа смотрит Марку вслед, а когда тот скрывается из вида, переводит взгляд на меня.

– Не смей Дашка, поняла меня. Только попробуй что-нибудь выкинуть. Не время сейчас дочь, годика через два, что хочешь будешь делать. А сейчас нельзя. Кофе мне налей.

– Сам наливай, мне Марка собрать надо, – круто разворачиваюсь на пятках и поднимаюсь в детскую.

***

В субботу, как и планировала, собираюсь в Москву к адвокату под предлогом шопинга. Марк остался у моих родителей на все выходные, что существенно облегчает задачу.

Убираю волосы в высокий хвост, быстро осматриваю себя в зеркало и мажу губы бальзамом.

Из дома выхожу в приподнятом настроении. Миша со вчерашнего дня не появлялся, поэтому, когда его машина перегораживает мне дорогу во дворе, немного напрягаюсь. Сжимаю в кулаке брелок от своего мерса, нервно переступая с ноги на ногу.

Князев хлопает дверью и направляется прямо ко мне. На нем черные брюки и рубашка, рукава которой закатаны до локтя. На галстук нет и намека.

– Ты куда? – интересуется, осматривая меня с ног до головы.

Вероятно, не стоило надевать белый брючный костюм, он прямо-таки кричит о том, какое удовольствие я испытываю, предвкушая эту поездку.

– В Москву. Решила пробежаться по магазинам.

– Минут пятнадцать подожди. Я в душ, и вместе поедем. У меня встреча.

– Вместе?

Точно голосом себя выдаю, потому что Миша приподнимает бровь и смотрит не в глаза, а в душу. В тот ее уголок, где за эти годы успела осесть вся моя ложь.

– Ты против?

– Не хочется тебя напрягать, – пожимаю плечами.

– Ты меня не напрягаешь. Подождешь?

Если я сейчас откажусь, он точно что-то заподозрит. Засовываю свою маленькую сумочку под мышку и киваю.

– Подожду. Но только пятнадцать минут.

Миша едва заметно улыбается и направляется в дом. Выглядит он не очень. Потрепанный какой-то. Может, действительно на работе был? Или все-таки очередная любовница умотала?

Пока в душе на первом этаже шумит вода, решаю сделать себе кофе. Параллельно звоню маме, интересуюсь, как у них дела. Она с радостью делится со мной подробностями того, как сын с дедом нырял в бассейне, а потом играл в догонялки по всему дому.

Улыбаюсь, но всеми фибрами души чувствую чужое присутствие. Поворачиваю голову и сразу же отвожу взгляд. Миша вышел из душа, обмотав бедра полотенцем.

Скребу ногтем по столешнице, полностью теряя нить маминого повествования.

К моменту, когда Князев спускается из своей спальни уже одетый, я разговариваю с Марком. Миша это слышит и ускоряет шаг.

– Я тебя тоже очень люблю, сынок. Да, папа приехал. Конечно. Пока.

Сбрасываю звонок и, повернувшись к мужу лицом, прячу телефон за спину.

– Он у твоих? – Князев берет со стола мою чашку и делает несколько больших глотков кофе.

Смотрю на все это и возмущаюсь без слов. Только взглядом.

– Я не для тебя наливала, – отхожу в сторону и делаю глубокий вдох. – Да, Марк у мамы с папой до вечера воскресенья.

– Как вернемся из Москвы, заберем.

– Ему там хорошо. Нравится.

– Дома, с тобой и со мной, ему нравится больше.

– Правда? Тогда где ты был весь вчерашний день, пока он спрашивал у меня, где папа? М? Мне надоело врать сыну.

– Я работал.

– В горизонтальной плоскости, судя по всему, – не могу сдержаться от усмешки.

– По себе не суди.

Князев припечатывает меня словами и направляется к двери.

Задыхаюсь от поднимающейся внутри волны возмущения и, ускорив шаг, нагоняю Мишу на крыльце.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что работал. Мне сколько раз еще повторить? Чего ты от меня хочешь?

– Развод!

Миша молча обходит меня стороной и садится в машину. Заводит двигатель и ждет. Смотрит только исподлобья.

Сажусь на пассажирское, резко тяну ремень, но он не поддается. Бешусь от этого еще сильнее. Когда наконец пристегиваюсь, бросаю сумку на заднее сиденье и складываю руки на груди.

Первые километров тридцать мы едем молча, под звучащую из динамиков музыку.

Когда по радио включаются новости, Миша делает чуть громче. Внимательно слушает минут пять, а потом меняет волну.

– Почему мы не можем нормально общаться? – устало накрываю лоб ладонью, откидываясь затылком на подголовник.

– Каждый раз, когда я пытаюсь, ты сначала устраиваешь истерику, а потом сбегаешь. В лучшем случае.

– А в худшем?

– А в худшем молчишь и делаешь вид, что меня не существует, – Князев бросает на меня взгляд, но быстро возвращает его к дороге, перестраиваясь на соседнюю полосу.

– Потому что ты меня не слышишь. Ни разу не услышал за семь лет. Ни разу!

– Бардачок открой.

– Зачем?

– Просто, блин, открой бардачок и возьми оттуда папку.

Делаю, как он говорит, вытаскиваю черную папку.

– Что там?

– Посмотри сама.

Быстро листаю страницы, недоверчиво рассматривая фото, и кошусь на Князева.

– Что все это значит? – сглатываю, чувствуя дрожь в пальцах.

Князев делает глубокий вдох, а потом съезжает с дороги в поворот на какую-то деревню или поселок.

Остервенело перелистываю страницы. Снова и снова.

Там счета, переводы. Имена.

Влада, моего отца. Суммы с переводами. Выписки со счетов. Адреса.