Семья. Измена. Развод (СИ)

Дашин визит ко мне в офис, когда она увидела Ирину, как оплеуха был. А развод только усилил формирование нового мировоззрения.

— Миш… Я…

— Хочу тебя поцеловать.

— Что? — Дашка округляет глаза. Выглядит взволнованной.

— Можно?

Нависаю над ней, приближаясь к губам. Касаюсь их языком, а Дашка в этот момент глаза закрывает.

— Все этот дурацкий океан, — шепчет мне в губы. — Снова он, — впивается ногтями мне в плечо, отвечая на поцелуй.

За спиной как будто крылья расправляются, и вот уже я целую ее в шею, по которой бегут мурашки.

— Дашка…

Зарываюсь пальцами в ее распущенные густые волосы. Хочу, чтобы она открыла глаза. Хочу в них заглянуть.

— Что ты со мной делаешь? — этот вопрос адресован не ей. Меня до костей пробивает мелкой дрожью и диким желанием стать с ней одним целым.

Такое уже случалось. Мы наивно, а может быть, наоборот, жестко списали это на морской воздух. Но только не сейчас.

Сейчас все иначе. Да и тогда было так же.

Она и я.

— Миш, не надо. Не надо, — хрипит мне на ухо, а сама продолжает цепляться за мои плечи. — У меня гормоны шалят. Это не я сейчас, слышишь? Понимаешь?

Слышу. Понимаю. Но остановить себя не могу.

Происходящее поглощает своей правильностью.

Моя жадность до этой женщины становится непреодолимой.

— Пожалуйста, — умоляет.

Сталкиваемся лбами. Замираю, чтобы отдышаться. Успокоиться, взять ситуацию под контроль. Но я, мать вашу, его и не терял. Ни черта подобного. Все, что происходит сейчас, взвешенное решение.

— Это гормоны. Мне просто хочется тепла, вот и все, — облизывает свои губы.

— Понимаю, — обхватываю ладонью ее затылок.

Осыпаю поцелуями лицо, шею, ключицы. Ведет.

Остатки разумного, того, что звучит под эгидой «нельзя», вот-вот рассыплются на части. Резко поднимаюсь с кровати. Отхожу в сторону, бросаю взгляд на простирающийся в окне океан. Потом снова на Дашу. Она уже успела сесть и завернуться в простыню.

Сажусь рядом и беру ее за руку. Перебираю пальцы, фокусируясь на безымянном. Том, на котором еще недавно у нее было надето обручальное кольцо.

Поднимаю голову и вижу, как она смотрит мне в глаза. С мольбой не переходить черту.

Киваю, как бы обозначая, что и пальцем ее без согласия не трону, несмотря на дикое желание. Желание, что я испытываю к одной-единственной, конкретной женщине, которая была моей женой и которую я так тупо потерял…

— Забудь обо всем. Пообещай, что забудешь. Ничего не было.

— Я так и понял, — соглашаюсь, но все мои дальнейшие действия противоречат словам. Потому что я ее обнимаю.

— Миш, я же серьезно, — Дашка выворачивается и отползает к краю кровати.

— Я тоже.

— Это не смешно.

— Согласен. Скорее, грустно.

— Зачем ты прилетел? Поиздеваться? Тебе доставляет это удовольствие?

— Нет. Удовольствие мне доставляет другое, — многозначительно смотрю на ее ноги.

Даша закатывает глаза, отталкивается от матраса и выпрямляется.

— Это все какой-то дурной сон.

— Ты так чувствуешь?

Иду за ней следом, в ванную, где жена открывает кран и начинает мыть руки. Несколько раз намыливая их гелем.

— Я не знаю, что я чувствую. Мне сложно себя понимать сейчас. Я понятия не имею, какие из ощущений реальны, а какие — просто взрыв гормонов.

Опираюсь на стену, складывая руки на груди позади Даши. Смотрю на ее отражение в зеркале.

— Я много думал. Все эти два месяца думал.

— О чем?

— О нас.

— Нас больше нет.

— И мне очень жаль.

— Что? — Даша распахивает глаза, цепляясь пальцами за край раковины. — Нет…

— Да.

— Прекрати этот спектакль. Прекрати мной манипулировать.

Делаю шаг к ней. Аккуратно накрываю ладонями Дашины подрагивающие плечи.

— Это не спектакль. Ты никогда не хотела и не хочешь меня выслушать.

— Никакие слова не изменят того, что с нами произошло. Ты это понимаешь?

— Понимаю. Но не понимаю, почему ты так сильно цепляешься за прошлое.

— Почему?

Дашка разворачивается ко мне лицом, а по ее щекам катятся горючие слезы.

— Правда не понимаешь почему? Это единственное настоящее, что у меня было. Вся та боль, все, что ты сделал вместе с моим отцом. Вы меня убивали, год за годом, Миша. Разве такое прощают? Разве к предателям имеют хоть какие-то теплые чувства?

— Ты боишься признаться себе в том, что…

— Не нужно придумывать то, чего нет.

— А я, кажется, боялся. Очень долго боялся признаться себе и тебе в том…

— Молчи, — накрывает пальцами мои губы. — Ничего не говори. Ты не имеешь на это права. Слышишь? Не имеешь!

— Не плачь, — вытираю ее слезы. — Я просто хочу сказать, что жалею обо всем, что было. О том, как это было. Мне жаль. Прости меня.

Даша шмыгает носом, растирает по лицу слезы и отступает, пока не врезается в раковину поясницей.

— Пожалуйста, я тебя прошу, не надо. Ничего не надо.

Обнимаю ее несмотря на протест. Он слабый, и я его подавляю, иногда это просто необходимо.

— Я постоянно о тебе думаю. О сыне, — глажу ее по спине. — Скучаю по вам. С тобой все было по-другому. С тобой у меня была опора. С тобой жизнь была настоящей. Семья ненастоящая, а жизнь была настоящая… Каламбур. Хотя, возможно, и семья у нас тоже была настоящая, просто мы не хотели в это верить.