Семья мадам Тюссо

Ее давно уже трясло от его спокойного, уверенного тона, в котором присутствовала изрядная доля снисходительности. И впрямь будто с малолеткой разговаривает. Внушение делает, как надо себя вести. А если будешь плохо себя вести – рассержусь.

Вдруг она поняла, что еще минута такого разговора, и она не выдержит, сорвется в истерику. В слезы и сопли сорвется. Будет кричать на него, стучать кулаками по столешнице, выплескивать унижение. Как обыкновенная баба, которую подло обманули. Потом размахнется и со всей дури влепит пощечину – раз, другой, третий… Так, чтобы голова моталась, как флюгер на ветру!

Жаль, не умеет она «влепить пощечину». Духу не хватит. Эмоций внутри полно, а духу не хватит. Истерика тоже успела сдохнуть где-то на пути к горлу, и наружу выскочило то, что выскочило – жалкий и слезный шепоток, остаток внутренней бури:

– Уходи… Уходи, Макс… Не могу тебя видеть после всего…

– Куда, Жанна? Куда я должен уйти, по-твоему? – спокойно спросил Макс, и опять она услышала, как явственно прозвучала та самая нотка насмешливой снисходительности в его голосе. – Вообще-то это моя квартира, как ты понимаешь.

Возникшая после его ответа пауза окончательно ее добила. Ударила в солнечное сплетение. Обескуражила. Ну да, ведь все так просто. Уйти должна она. Действительно – просто! Не нравится, что тебе предлагают, – уходи. Говорить больше не о чем.

Макс протянул руки, закрыл теплыми большими ладонями ее ладони, холодные и чуть подрагивающие, проговорил уже мягче, будто стирая мягкостью давешнюю насмешливую грубоватую тональность:

– Жанна, я еще раз повторю, если ты не поняла. Меня в нашей жизни все устраивает. Я люблю тебя, мне хорошо с тобой. В общем, решай сама. Делай выбор. А я пойду, посплю немного, голова ужасно болит. Терпеть не могу подобного напряга!

Он встал, быстро вышел из кухни, будто боялся, что она его остановит. Показалось, легче стало, когда он ушел. Напряжение будто спало. И есть захотелось. Или хотя бы чаю попить. Нет, лучше кофе… Дать себе передохнуть, пока поднимается пенка в турке, ни о чем не думать, сосредоточиться на том, чтобы кофе не убежал.

Первый глоток – спасительный, освежающий. Еще глоток. Еще кусок сыра себе отрезать, сжевать просто так, без хлеба, по старой «балетной» привычке. Кофе и сыр – что может быть лучше? Бальзам для уставшего от нервного напряжения организма.

Но дальше-то что? Кофе выпит, сыр съеден. Решать надо. Пока спит Макс. Время, как говорится, пошло.

Что, что делать? Собирать вещи и уходить?

Куда? К маме?! Остаться с ней навсегда – неотлучной сиделкой? Нет, нет… Это невозможно, нет! Лучше умереть, но не к маме!

Съежилась на стуле, обхватив себя руками, качнулась взад-вперед. И вдруг замерла, даже дышать перестала. Поняла, что решение давно принято – никуда она не уйдет. А все нервные всплески – это так, спектакль для самой себя. Как говорит Юлик – вранье для телезрителей и радиослушателей. Только в данном случае она и есть тот самый телезритель и радиослушатель – в единственном экземпляре. Поэтому нечего тут…