Семья мадам Тюссо

А что делать — нужда заставила, когда у тещи случился инсульт и Ольга перевезла ее из родного поселка к себе. На тещин дом сразу покупатели нашлись, и Ольга не устояла, продала. Поначалу предполагалось, что деньги от продажи дома уйдут на расширение жилплощади, хотя бы на двухкомнатную квартиру хватит добавить, но не вышло как-то. Деньги — такая зараза… Текучая, как песок. Чуть расслабишь пальцы, тут же провалятся сквозь них. То лекарства нужны, то целители на горизонте объявятся с обещаниями поставить маму на ноги, то свои родные проблемы назрели, от которых бесплатно не отмахнешься… Тем дело и кончилось: ни денег, ни расширения жилплощади. За перегородкой мама лежит себе и лежит, помирать пока не собирается. Врач говорит — сердце как пламенный мотор. Зато память потеряла и, кроме родной дочери, не узнает никого. Увидев зятя, каждый раз удивляется и строго спрашивает у Ольги:

— Доченька, кто это? Что он здесь делает?

И дальше — пошло-поехало… Как под копирку, одно и то же.

— Это мой муж, мама.

— Муж? Ты что, замуж вышла? Почему мне не сказала? И как его зовут, интересно?

— Юлиан, мама.

— Как?

— Юлиан.

— Что за странное имя — Юлиан… Мне не нравится, Оля. Прогони его, пожалуйста. Пусть уйдет. Я боюсь. Спрячь подальше шкатулку с драгоценностями, Оля! Человеку с таким подозрительным именем нельзя верить!

Он страшно бесился, выслушивая из-за перегородки повторяющийся ежевечерний диалог. Одно только упоминание о драгоценностях чего стоило. Три колечка да две цепочки в пластиковой шкатулке — драгоценности… Человек себя не чувствует, а за пластиковую шкатулку цепляется памятью. Но самым удивительным было то, каким образом у Ольги на всю эту безобразную геронтологию хватало терпения. Однажды он спросил ее прямо в лоб. Она глянула удивленно, пожала плечом, ответила вопросом на вопрос:

— А что, у меня есть варианты? Когда есть выбор, терпеть или не терпеть, можно сколько угодно рассуждать о терпении как таковом. А если вариантов нет… Просто идешь и делаешь, что должен делать. Так-то вот, милый мой. А правда, кстати, почему тебя так по-дурацки назвали — Юлиан?

— Не знаю. Назвали и назвали.

— Мама так захотела, да? В честь кого-то? Вроде нет писателей-классиков с таким именем.

— Ты издеваешься надо мной, да?

— Да ладно, не злись… Мне и без того нелегко.

— А ты не спрашивай про маму. И про классиков тоже. Я же понимаю, в каком контексте ты спрашиваешь.

— Ладно, не буду. И я не буду, и ты не злись. Просто не обращай внимания, и все. Мама же не виновата, что память потеряла, что не узнает тебя.

Он хмыкнул, ничего не ответил. Разговор на этом был исчерпан. Тогда они могли выйти из разговора, не поругавшись и не дойдя до точки кипения. Но, как говорится, сколько веревочке ни виться, сколько чайник ни пыхтит на плите, закипая…

Время шло, забирало в себя Ольгино терпение. И вместе с ним смиренную философию под лозунгом «идешь и делаешь, что должен делать». Да и он уже попривык к тещиным испуганно визгливым вскрикам в его сторону: «Кто это, Оля?! Что он здесь делает?» Они постепенно будто менялись ролями — Ольга нападала, он уходил от нападения. Ольга догоняла и добивала хамством, он терпеливо сносил. А куда денешься? Деться-то ему некуда…

Вот и сейчас, выйдя из-за перегородки с судном в руках, Ольга спросила отрывисто:

— Чего твой отец звонил? Что-то случилось?

Встала посреди комнаты, блестя прищуренными глазами, ждала ответа. Заранее готовилась дать отпор.

— Да, Оль, случилось. Отец говорит, что мама больше не сможет самостоятельно передвигаться, даже по квартире… — произнес он, будто извиняясь за маму.

— О господи! Этого еще не хватало! Надеюсь, меня эта проблема не коснется? Мне вон своей проблемы по горло хватает, — повела она головой в сторону перегородки.

— Нет, не коснется, что ты.

Хотел еще что-то добавить, но вдруг разозлила нотка подобострастия в собственном голосе. Сначала вспыхнула малым огоньком, потом распалилась в глухое внутреннее раздражение — он что, виноват в чем-то?

— Оль, ты хоть судно из комнаты унеси. Так и будем говорить в ореоле миазмов? По-другому никак нельзя, что ли? Фу…

Она распахнула глаза, чуть прогнулась назад, взглянула на него с неприязнью. Молча, будто и слов не могла подобрать. Да он уже и сам испугался своей нечаянной эскапады, но в тыл не уйдешь, надо принимать бой. Вернее, вставать в позицию защиты, по возможности уходя от ударов. И поделом! Сам нарвался! Женщина на грани нервного срыва! Да еще с судном, наполненным этими самыми… Миазмами, будь они неладны!

— А тебе не нравится, да? Ах, какие мы нежные, нам не нравится! — тихо и злобно прошелестела Ольга, будто ей в одночасье перехватило дыхание. — А ты хоть раз… Хоть в чем-то… Хоть в самой малости мне помог? Я бы отказалась, конечно, тебя бы, дурака, пожалела, но… Хотя бы ради приличия? Из уважения ко мне? Да черт с ним, с уважением! Хотя бы из жалости и сочувствия, из чувства сопричастности? Помог?

— Да чем я тебе помогу, Оль?..

— Да хотя бы то же судно вынести — переломился бы? Хоть раз?

— Я?