Семья Майклов в Африке

— Бвана Шульц забрал все. У нас ничего не осталось, — ответил Мулапи. — Так вот, мы договорились, что я проведу бвану Шульца к месту, где за несколько дней до того леопард убил козу, съел ее наполовину, а остаток запрятал на дереве. Господину известен обычай леопарда возвращаться к туше убитого животного даже пять или шесть дней спустя, и я думал, бвана Шульц дождется возвращения леопарда и застрелит его. Но он поступил не так, мой господин. Он поставил под деревом два стальных капкана и привязал их к стволу тонкими цепями. Я тогда же сказал бване Шульцу, что, если леопард попадет в один из капканов, он порвет цепь и убежит, но бвана Шульц не захотел меня слушать.

Шульц сделал слабую попытку встать со стула.

— Ах ты проклятый! Да я тебя…

— Заткнитесь, Шульц.

— Я набью ему…

— Заткнитесь, — сказал я. — Продолжай, Мулапи.

— На следующее утро, мой господин, леопард попал в капкан, но цепь порвалась, и он убежал с капканом на лапе.

— Что сталось с леопардом? — спросил я.

— Он так и бродит по зарослям с капканом на лапе, мой господин.

— Почему?

— Потому что бвана Шульц отказался пойти за ним и пристрелить. След, оставленный леопардом и капканом, был ясно виден, но бвана Шульц не пошел за леопардом. Он не доказал нам, что леопард мертв, но все равно вынудил нас отдать ему слоновую кость.

Я пристально посмотрел на Шульца. Казалось, теперь он немного протрезвел. Он ерзал на стуле, ему было явно не по себе. Затем он повернулся к Марджори и, силясь улыбнуться, сказал:

— Ведь леопард все равно умрет, к чему поднимать вокруг него столько шуму?

Марджори, все это время внимательно слушавшая наш разговор, промолчала.

Тут меня взорвало.

— Идиот! Неужели вам непонятно, что леопард может целыми неделями жить с капканом на лапе? К тому же он теперь представляет еще большую опасность для людей, чем прежде, не говоря уже о той боли и мучениях, на которые вы его обрекли! Болван! Вы знаете, какая добыча для хищника самая легкая? Человек, мистер Шульц! Моя жена и дочери и вот эти африканцы каждый день ходят по зарослям, где бродит голодный, обезумевший от боли леопард, готовый убивать всех и вся, а вы еще имеете наглость спрашивать, к чему я поднимаю вокруг него столько шуму.

Предоставить попавшему в капкан или раненому животному умирать медленной, мучительной смертью и не сделать ни малейшей попытки избавить его от мучений — вещь совершенно непростительная. Этим поступком Шульц перечеркнул весь общепринятый этикет и неписаные законы гостеприимства, определяющие взаимоотношения товарищей по охоте в джунглях. Он нарушил закон спортивной чести, которой так дорожат и которую так ревниво оберегают настоящие охотники во всем мире. Ему не было и не могло быть прощения.

— Шульц, — сказал я, — собирайте вещи — и вон из моего лагеря. Слоновую кость оставите здесь. Даю вам десять минут. Мулапи, ты заночуешь у нас.

Десять минут спустя последний из носильщиков Шульца исчез в ночной тьме. Сквозь подлесок неровно мерцал свет фонаря, который нес ведущий носильщик. Мало-помалу голоса ушедших затихли в безмолвии ночи. Вокруг снова воцарился покой.

Марджори стояла рядом со мной. Я почувствовал, как ее пальцы переплелись с моими.

— Дорогой мой, — нежно сказала она, — тебе не кажется, что ты обошелся с ним слишком сурово, прогнав из лагеря среди ночи? Мне так жаль его. Он мог бы быть таким славным парнем, если б только захотел.

— Не спорю, Шульц мог бы быть славным парнем, — ответил я. — Но он слишком много себе позволяет. Быть может, это послужит ему хорошим уроком.

Я и не подозревал, насколько я был прав, потому что уже на рассвете Шульц снова появился в моем лагере с одним из своих носильщиков. Когда мы с Марджори подошли к нему, он как будто смутился, но, глядя мне прямо в глаза, сказал:

— Очень сожалею о ночном недоразумении. Я понял, что поступил неправильно. Мне бы хотелось загладить свою вину, возвратить бивни вождю Даботи и прикончить леопарда.

— Отлично, Шульц, — сказал я не без некоторого восхищения. — Это уже на что-то похоже. Рад, что вы приняли такое решение.

— М-мм… Между прочим… э-э… не согласились бы вы… э… помочь мне добить леопарда? — спросил он неуверенно.

— Ну что же, я согласен, — ответил я. — Я и так уже решил отправиться за ним этим утром. Для того я и задержал у себя Мулапи, чтобы он провел меня к месту, где вы поставили капканы.

— Колоссально, — облегченно вздохнул Шульц. — Вдвоем нам будет легче справиться с этим зверюгой.

Я сомневался, что от его присутствия будет какой-нибудь толк, но промолчал.

Мы рано позавтракали и, распорядившись отправить слоновую кость обратно в деревню, тронулись в путь. Мулапи шел впереди, я, Шульц и Пенга следовали за ним.

— Ради Бога, папочка, будь осторожнее! — крикнула Джун, когда мы покидали лагерь.

Эти слова долго звучали у меня в ушах и на лесной тропе, которой мы шли. «Ради Бога, папочка, будь осторожнее!» Мной овладело какое-то странно тревожное предчувствие. Не впервой отправлялся я добивать раненое животное, и все же не мог избавиться от навязчивого впечатления, которое произвели на меня слова дочери.