Семья Машбер

Все время, пока Мойше читал, Меер не глядел на него — он вообще никогда не смотрел на молившихся; обычно он сидел в стороне, погруженный в свою книгу. Но когда Мойше кончил молиться, Либер-Меер отложил книгу и подошел к Мойше, который перестал плакать и начал понемногу успокаиваться. Он спросил, по какой причине Мойше сегодня посетил кладбище.

— Так, так… Значит, местечко хотите себе купить, — почтительно повторил он слова Мойше, поскольку всегда с особым уважением разговаривал с богатыми людьми, стараясь не пропустить ни одного его слова.

— Да, — сказал Мойше. Он говорил хрипло, так как горло его пересохло. Некоторое время еще Мойше пробыл в склепе — побеседовал с Либером-Меером о кладбищенских делах, спросил, как он поживает, — ведь они так редко видятся.

После этого он щедро расплатился с Либером-Меером, сделав это очень деликатно. В руке Либера-Меера оказалось несколько крупных монет — он не привык получать так много от посетителей. Своими серыми близорукими глазами он посмотрел на Мойше поверх очков, что-то смущенно пробормотал и стал приниженно благодарить.

Перед тем как уйти, Мойше еще раз оглядел стены, взглянул на могилу и, став лицом к ней, попятился назад, отдавая дань уважения месту, где находился. Таким образом он подошел к двери, открыл ее и оказался на воздухе.

С кладбища, однако, он направился не в город, совсем нет, он пересек поляну, еще не занятую могилами, и свернул в сторону, к стоящему у ограды домику с маленькими окошками, в котором жил кладбищенский надзиратель. Этот домик, как и все кладбищенские постройки, имел очень скромный вид и напоминал своей внешностью корчму, которая стоит где-то в стороне от селения, на проселочной дороге.

Несколько мальчишек играли перед домом, они смутились, заметив незнакомого человека, и по-деревенски уставились в землю, не решаясь встретиться с ним взглядом.

Невдалеке паслась коза, она была привязана веревкой к деревянной ограде нового, как видно, только недавно поставленного памятника, на котором еще не успели сделать надпись. Перед домом сушились кастрюли, сковороды, горшки.

Мойше прошел через сени, в которых пахло помоями, открыл дверь и очутился в комнате, где сидело несколько человек, которые ожидали его.

Среди них здесь был кладбищенский смотритель Гиршл Ливер, пятидесятилетний плотный мужчина среднего роста с пожелтевшими от табака усами и седой головой. Огромный живот у него выпирал вперед, так что казалось, будто туго обтягивающий кафтан, засаленный особенно сильно вокруг пуговиц и петель, блестит не от заношенности, а от проступающего наружу жира. Это был человек солидный, спокойный, с хитроватым взглядом насмешливых глаз. Он активно участвовал в делах общины и имел в ней большой вес. Неустанно заботясь о кладбище, он не забывал при этом о себе и старался побольше содрать с живых и мертвых, с богатых и бедных.

На похоронах его видели редко, только в тех случаях, когда хоронили людей богатых и именитых. Зато он вел кладбищенскую регистрационную книгу, и каждый клочок кладбищенской земли был у него на строгом учете. Он хорошо знал, где какая могила, и, если какой-нибудь бедняк обращался к нему в сезон посещения могил:

— Реб Гиршл! Я не могу найти могилу своего отца. Скажите мне, прошу вас, где он лежит? — Гиршл охотно отвечал бедняку, но давал понять, что его ответ должен быть как следует оценен и вознагражден.

Среди присутствующих был также Ицикл Чичибаба — староста погребального братства — уродливый, крошечного роста человек со сморщенным как кукиш личиком, редкими волосами, узенькими, как кукольные, глазками и пискливым, как у новорожденного котенка, голосочком.

Ицикл очень набожен и во время молитвы доводит себя до исступления. Говорит он мало, своего мнения не высказывает, но, когда другие спорят, стоит рядом и принимает чью-нибудь сторону. Он носит картуз с широким дном, всегда одет почти празднично, как того требует его почетная должность.

В комнате были также носильщики погребального братства в длинных, до пят, халатах и несмазанных сапогах с короткими голенищами. От постоянного созерцания трупов, от постоянной близости к мертвым они сделались молчаливыми, замкнутыми и сидели неподвижно, словно истуканы. Кроме них, тут находились еще два могильщика. На кладбище часто можно видеть, как их головы торчат из могил. Всю жизнь они рыли могилы и состарились на кладбище, но еще были крепки — оба широкоплечие, грубоватые; один из них носил жилетку-безрукавку, на плечи другого был накинут стеганый ватник.

Гиршл держал в руках кладбищенскую книгу, остальные старались вести себя как Гиршл, копируя его жесты. Сначала все повернули головы и посмотрели на Мойше. После этого для приличия потолковали немного о том о сем. Затем Гиршл сказал:

— Идемте!

И все направились к двери и вышли на кладбище. Гиршл Ливер и Мойше шли впереди, а остальные — чуть отстав от них.