Семья Мускат

Газеты пестрели сенсационными заголовками. Контролируемая нацистами немецкая пресса требовала отдать Германии Польский коридор и Верхнюю Силезию. Англия и Франция гарантировали неприкосновенность польских границ. Несмотря на все это, Мускаты, как и в прошлые годы, выехали на лето в Отвоцк. У Нюни был собственный дом в Швидере. Пиня снимал дачу в Фаленице, где жили его семья и Аарон, а также Лотти. Лея и Копл сняли на лето пансион в Отвоцке. Адаса и Даша по-прежнему жили в Ванином доме в Шрудборове. Маша уже обзавелась иностранным паспортом и американской визой и на лето переехала к Адасе. По субботам к ней приезжали Стефа и Доша. Зять Абрама предупреждал их, что оставаться в Польше — сущее безумие. Катастрофа может обрушиться в любой момент. Он уговаривал реб Аарона, а также Лею уезжать как можно скорее, пока еще есть время, клялся, что, будь у него нужные документы, он не мешкал бы ни секунды. Однако «иностранные гости», судя по всему, уезжать не торопились.

В Варшаве ребе Аарон собирал рукописи, написанные его отцом, реб Мойше-Габриэлом, реб Ехилом из Бялодревны, а также предыдущим ребе. Он подготовил рукописи к печати и отправил их в типографию. Аарон сам был и редактором, и корректором. Кроме того, он собирал группу хасидов-переселенцев, которые должны были отправиться в колонию Нахлат-Ехил, в Святую землю, и ходил в представительство Палестины с просьбой выдать переселенцам необходимые документы. Приходилось обивать пороги государственных учреждений, платить направо и налево, упрашивать чиновников, посылать влиятельных посредников. Каких только документов от него не требовали — и свидетельство о гражданстве, и бумаги, подтверждающие прохождение военной службы. Занят был ребе с утра до позднего вечера. Он знал, катастрофа неизбежна, но чего он добьется, если обратится в бегство? Пастух не бросает своих овец. В глубине души ребе надеялся, что в последний момент случится чудо.

А Копл возлагал надежду на свой американский паспорт. «Все эти европейские страны, если их вообще можно назвать странами, — твердил он, — как огня боятся Америки. И пока в Варшаве есть американский консул, ему, Коплу, ничего не грозит». К тому же он ведь уже старик. Что они могут с ним сделать? Прищемить хвост? И потом, Нью-Йорк никуда не убежит. Если уж на то пошло, там у него никого нет, он — один-одинешенек. И дел никаких: либо сиди у себя в квартире и слушай радио, либо читай в парке газету. Здесь же у него и сын, и зять, и дочь, и невестка, и внуки. Он уже наведался к своим старым друзьям. Исадор Оксенбург и его жена Рейце давно умерли, зато их дочери встретили Копла с распростертыми объятиями. Ичеле Пелцвизнер тоже умер — попал под лошадь. Давид Крупник умер от воспаления легких. А вот жена его еще ползала и даже курила свои астматические сигареты. Леон Коробейник и Мотя Рыжий по-прежнему ходили к ней играть в карты. Встречаясь с ними, Копл приносил с собой бутылку коньяка, фунт колбасы и банку сардин. Старики засиживались допоздна, обмениваясь историями из жизни. От Леона Коробейника остались кожа да кости. Он смотрел на Копла и говорил:

— Ну, Копл? Как живешь? Хорошо тебе в Америке, а?

— А почему мне должно быть в Америке плохо? — отвечал, смеясь, Копл. — Я много украл.

Хвастаться тем, сколько он украл, стало для него любимым занятием. Кому только Копл не рассказывал, как он опустошил сейф Мешулама Муската. При этом украденная сумма росла с каждым днем. Хотя Лея умоляла мужа не позорить ее, он всем рассказывал, как был бутлегером в Нью-Йорке. Его дочери краснели. Монек предупредил отца, что, если тот не прекратит болтовню, он порвет с ним навсегда. Но Копл смеялся им в лицо.

— Что тут постыдного? — кричал он. — Один раз своровал — всю жизнь воровать будешь. — И он тыкал пальцем сыну под ребра.

Зато у госпожи Крупник Копл мог рассуждать, сколько ему заблагорассудится. Он извлекал из кармана толстую пачку дорожных чеков и потрясал ими у всех на глазах. Объяснял желторотым юнцам, как совершаются всевозможные махинации с недвижимостью, акциями и облигациями, рассказывал про американских гангстеров и рэкетиров. Издевался над преступным миром Варшавы: только и умеют, что замок отмычкой открывать да вспороть кому-нибудь брюхо. А американские гангстеры не им чета: разъезжают в лимузинах и стреляют в людей из пулеметов. Сейфы вскрывают в пять дюймов толщиной. Мотя Рыжий (теперь, впрочем, седой, как лунь) однажды сообщил ему, что недавно варшавские грабители прокопали туннель в Банк Польши, но Копл не проявил к этой истории ни малейшего интереса.

— И это, по-твоему, банк? — обронил он, презрительно скривив губы.