Семья Наполеона

К этому времени два офицера из Гаскони, в будущем оба члены клана Буонапарте, увидели для себя перспективы, сулящие славу и богатство. В 1787 году полк легкой кавалерии из Шампани пополнился во время своего пребывания в Тулузе странным рекрутом. То был семинарист, вынужденный бежать из семинарии за неуплату долгов. Было ему тогда двадцать лет, а полученное образование помогло в течение двух лет прослужить полковым квартирмейстером в звании сержанта, хотя вскоре после этого он оставил армию, чтобы продолжить службу за прилавком в мануфактурной лавке своего кузена. Во время революции он снова вернулся в армию и, став в 1793 году лейтенантом, писал в письме домой так: «Так как деспотизм приказал долго жить, будущее представляется мне в радужном свете».

Звали этого несостоявшегося священника, сменившего рясу на форму офицера кавалерии, Иоахим Мюрат.

Второй, Жан Бернадот, сын писаря из адвокатской конторы в городе По, получил лейтенантский чин в начале марта, прослужив рядовым целых одиннадцать лет. Он также написал домой брату в июле 1793 года: «Надеюсь, что вскоре стану капитаном. А пока я здесь четвертый лейтенант. Но даже эти обстоятельства не радуют меня, как мысль о свободе, которой я наконец-то узнал истинную цену». Он вытатуировал у себя на руке лозунг «Смерть тиранам», имея в виду, несомненно, королей.

Баррас, который, по собственному признанию, к тому времени ненавидел Наполеона, пишет в своих мемуарах, что тот превратился в жестокого республиканца. «Марат и Робеспьер — вот кто для меня святые», — говаривал коротышка-артиллерист. Говоря о памфлете, незадолго до этого опубликованном Наполеоном, Баррас добавляет: «Невозможно представить по духу нечто более якобинское, нежели положения этого дьявольского трактата».

Кроме того, он сравнивает Наполеона с архиреволюционером Маратом. Бесспорно, в это время Наполеон принадлежал к экстремистскому крылу якобинцев. Как он сам обтекаемо заметил уже на Святой Елене: «Тогда я был слишком молод, и мои воззрения еще не устоялись».

Баррас отмечает, что во время банкета, устроенного для комиссаров революционным комитетом по поводу празднования взятия Тулона, Бонапарт уже вел двойную игру, ставшую неотъемлемой частью его натуры, бегая от банкета комиссаров, присутствие на котором считал для себя великой честью, в соседнюю комнату, где было устроено угощение для санкюлотов, словно пытаясь извиниться перед последними за то, что он не с ними.

Баррас далее сообщает о том, когда и при каких обстоятельствах новоявленный бригадный генерал вступил в Итальянскую армию: «Он завел дружбу с младшим Робеспьером и Рикором с его супругой, и те стали его покровителями с самого начала его итальянской службы».

Буонапарте, все еще генерал низшего ранга, пытавшийся любыми средствами пробиться наверх и считавший женщин самым эффективным средством в достижении этих целей, неустанно обхаживал мадам Рикор, так как знал, что ее супруг располагал значительным влиянием на своего коллегу — младшего Робеспьера. Он не отходил от нее буквально ни на минутку, то подавал ей перчатки или веер, то с видом глубочайшего почтения придерживал для нее уздечку или стремя, то сопровождал ее во время прогулок, не выпуская из рук шляпы. Казалось, что его терзает постоянный ужас, как бы с ней не случилось какого-нибудь несчастья.

Безусловно, такое поведение было для Наполеона крайне нетипично.

Не оставляет сомнения и тот факт, что Буонапарте поддерживал постоянные связи с якобинцами в Париже и пользовался их безграничным доверием. Как нам известно из его собственных записок, он считал, что из старшего Робеспьера, Максимилиана, сделали козла отпущения. «Робеспьер обладал большей прозорливостью и политическим чутьем, чем это принято думать». Огюстен, младший Робеспьер, сильно привязался к бригадному генералу, который, по его мнению, обладал «трансцендентальным талантом». Во время термидора (июля) 1794 года Огюстен пригласил Наполеона в Париж, куда направлялся с донесением в качестве представителя республики в итальянской армии. Наполеон, с присущей ему проницательностью, отклонил приглашение.

Сам он в это время был занят тем, что создавал линию береговой обороны, готовясь к кампании против Пьемонта. Он назначил Луиджи лейтенантом у себя при штабе, чтобы тот мог продолжать свои занятия. Юноша стал свидетелем настоящих боев, сопровождая брата во время небольших стычек с пьемонтцами у подножия Альп. А чтобы младший брат еще больше набрался опыта, Наполеон отправил его на береговую батарею в Сен-Тропе. Люсьен, который, чтобы продемонстрировать свое революционное рвение, называл себя «Брут Буонапарте», из кожи вон лез, пытаясь доказать, что Наполеон вовсе не единственный якобинец в их семье. В должности председателя революционного комитета в деревушке Сен-Максимен он распорядился посадить в тюрьму более двадцати из своих соседей по подозрению в «нелюбви к революции».