Семья О’Брайен

Кейти хочет держаться достаточно близко, чтобы поймать отца, если он начнет падать, но не слишком близко, чтобы не словить удар кулаком в лицо. Она оставляет между ними достаточный зазор. Глаз она с отца не спустит, но смотреть на него боязно. Каждый сустав, – лодыжки, колени, бедра, локти, запястья, пальцы, плечи, – слишком активно участвует в происходящем. Каждый шаг преувеличенно порывист, дик, почти агрессивен. Кейти ловит себя на том, что задерживает дыхание, как, наверное, мать, которая видит, как ее малыш делает первые неуверенные шаткие шаги. Чудо, что он не падает. А потом он падает.

Это случилось так быстро, что она не успела среагировать. Она думает, что он зацепился носком кроссовки, и вот он уже валится, и ноги бегут, чтобы догнать самого себя, как у мультяшного персонажа. Вот он уже лежит лицом вниз, раскинув руки, на тротуаре, а она стоит над ним, оторопев, хотя ждала этого, и, как дура, ничего не делает.

– Папа! Ты как?

Она бросается к отцу и присаживается рядом на корточки. Он отталкивается, садится и стряхивает с ладоней и рукавов песок и гравий.

– Живой, нормально все.

Кейти осматривает его. Крови нет. Стоп.

– Пап, у тебя кровь, – говорит она, тыча в середину собственного лба.

Отец трогает лоб пальцами, видит кровь, потом вытирает голову краем футболки.

– Просто немножко рассадил, – говорит он.

Не немножко.

– Погоди, – говорит Кейти.

Роется в сумочке.

– У меня есть пластырь, только он с «Хелло Китти», – говорит она, вынимая пластырь и предполагая, что отец от него откажется.

– Ладно, – отвечает он, снова промокая кровь краем футболки. – Думаю, нелепее я выглядеть уже не буду.

Кейти отдирает с пластыря пленку, бережно клеит его поверх ранки и прижимает ко лбу отца. Оглядывает его. Ободранные ладони и локти, пятна крови по всей футболке под надписью «Это болезнь Хантингтона» и пластырь с «Хелло Китти» посреди лба.

– Нет, все-таки немножко нелепее ты стал, – с улыбкой замечает она.

Папа смеется.

– Честно скажу, родная, мне плевать. Пойдем в парк, вон туда.

Они идут к массачусетскому памятнику воевавшим в Корее, и отец садится на скамейку. Скамейки стоят кругом, то есть вообще-то шестиугольником, понимает Кейти, насчитав шесть обелисков, ограничивающих пространство. На каждом обелиске выбиты имена солдат из Массачусетса, погибших в Корейской войне. На камнях вдоль дорожек и на мраморных скамьях – тоже. В центре шестиугольника стоит большая бронзовая статуя солдата в плащ-палатке.

Кейти и не замечала, что она тут есть. Городские в основном не интересуются всяким историческим, что есть в городе. Не поднимаются к памятнику на Банкер-Хилл, не ходят с экскурсией на корабль «Конститьюшн». Мама говорила, они во втором классе посещали со школой «Айронсайд», но она этого не помнит. Памятник высокий. Корабль старый. Ну и ладно.

Они с папой сидят рядом, на безопасном расстоянии друг от друга, и молчат. Нагретый солнцем мрамор приятно греет ладони. Мимо их ног скачет воробей, потом он скрывается в траве. Кейти слышит голоса детей, разносящиеся в теплом воздухе, – наверное, с детской площадки, которую не видно.

Как всегда, когда у нее есть время подумать, она представляет себе результат генетического анализа, напечатанный и ждущий на листе бумаги в запечатанном конверте, в кабинете Эрика. Что написано на этом листе? Она всегда сначала представляет, что результат положительный.

«Мне очень жаль, Кейти, но вы заболеете болезнью Хантингтона, так же, как ваша бабушка, отец, Джей Джей и Меган».

Потом она начинает верить в этот сценарий, ее мозг с готовностью его разыгрывает. Девушке двадцати двух лет сообщают, что у нее положительный результат на ген БХ. Трагический сюжет. Ее мозг такие любит.

Она много раз на дню представляет, что у нее положительный результат. Да, говорит ее мозг. Да, положительный. И даже, несмотря на то что она знает, это – всего лишь одна из возможностей, мысль, рожденная ее мозгом, не реальность, страх, который пробуждает эта мысль, обретает у нее внутри физические очертания. Страх, который она носит в себе, тяжел, так тяжел, что она не в силах его отпустить.

Она берет свой тяжелый страх на занятия йогой, в постель с Феликсом. Заталкивает его вглубь, но в последнее время кажется, что места внутри не осталось. Она как чемодан, забитый под завязку, и все равно она каждый день думает о положительном результате, и ноша страха растет, так что приходится заталкивать внутрь новый. Так надо.

Слезы у нее всегда наготове, но она держит их в себе. Она все держит в себе. Она уверена, что вскоре не сможет себя надежно закрыть. Страх толкается внутри. Каждый раз, когда расширяются ее легкие, каждый раз, когда стучит сердце, они ударяются о страх внутри нее. Страх у нее в пульсе, в каждом мелком вдохе. Он – черная масса у нее в груди, разрастающаяся, давящая на сердце и легкие, и вскоре Кейти не сможет дышать.

Каждое утро она на мгновение забывает об этом. Потом черная тяжесть напоминает о себе, и Кейти гадает, что это такое, а потом вспоминает. У нее, возможно, БХ.