Эндж включила духовку и взглянула на свое отражение в стекле. На нее смотрело отражение ее матери. Горькое, отстраненное и немного безумное. Эндж вдруг ощутила острую тоску по ней. Ее мать умерла почти двадцать лет назад, и за десять лет до этого она была уже практически мертва, просто сидела на диване, наблюдая за Опрой и разглагольствуя о том, что она никогда не должна позволять мужчине контролировать ее счастье. Она услышала голос матери в своей голове:
В двери звякнули ключи.
– Эй, – позвал Лукас.
Он вошел и подмигнул ей. Подмигивание всегда было их фишкой. За все эти годы она ни разу не видела приветствия, которое бы ей так нравилось. Некоторые мужья небрежно целовали жен в щеку, другие просто ворчали, когда входили. Но подмигивание Лукаса всегда казалось таким искренним, таким полным любви. Это было похоже на маленький секрет, который они делили между собой.
Один из многих секретов, которые они делили.
– Как вкусно пахнет, – сказал он. – А что у нас на ужин?
Такой обычный вопрос. Он прозвучал абсурдно, учитывая масштаб теперешней ситуации, но в то же время удивительно успокаивающе. Эндж оглянулась на кухню, разглядывая лук, говяжий фарш, яйца и сухари, лежавшие на кухонном столе.
– Гамбургеры?
Лукас рассмеялся.
– Это что, вопрос?
Это правда был вопрос. Эндж совершенно не помнила, что собиралась готовить, не помнила ничего, кроме ингредиентов, которые увидела на своем кухонном столе. Может, это шоковое состояние? Идея неплохая. Если она в шоке, кто-нибудь должен заворачивать ее в теплое одеяло, давать сладкий чай и присматривать за ней, пока она не «придет в себя». Она видела по телевизору, как фельдшеры делают это, после того как люди попадают в аварию и тому подобное. Наверняка существует такая служба для женщин, которые узнали о том, что их мужья изменяют. А если они существуют… где, черт возьми, ее одеяло и сладкий чай?
– А, тефтельки, – сказал Лукас, заглядывая в кастрюлю на плите.
– Да, – ответила она. – Тефтельки.
Лукас подошел к мальчикам, игравшим в приставку, и, как ни странно, они буркнули приветствие своему отцу.
Они станут семьей, поняла Эндж. Ее сыновья, Лукас, Эрин и их маленькая единокровная сестра Чарли. Однажды, на своей свадьбе, они поблагодарят «папу и Эрин за все, что они сделали за эти годы». Потом они будут улыбаться за столом, за которым будет сидеть Эндж, безучастная, стараясь выглядеть счастливой, чтобы не испортить этот день.
Эндж подошла к холодильнику, достала полупустую бутылку вина и два бокала. Она чуть не рассмеялась.
– Я умираю с голоду, – драматично воскликнул Олли.
Эндж собиралась сказать ему, что ужин скоро будет готов, но вмешался Лукас.
– Ты не умираешь с голоду. Дети в Африке – вот кто умирает с голоду. Ты просто голоден.
Обычно, когда Лукас говорил что-то подобное, Эндж испытывала гордость. Какой у нее хороший муж. Какой прекрасный образец для подражания для ее сыновей. Часто она укоряла себя: почему ей
Теперь это казалось смешным. Моральный компас Лукаса!
Эндж наполнила один бокал и направилась в гостиную. Лукас сидел на подлокотнике кресла Олли. Эндж скользнула на другой. Он взглянул на ее бокал, возможно, удивляясь, почему она не предложила ему выпить, но не сказал об этом. Может быть, чувство вины?
– Ты не в спортивном костюме, – небрежно заметила Эндж.
Он колебался лишь несколько секунд.
– Я зашел в студию на пару часов.
– В воскресенье?
– Да. Всплыло одно дело в последнюю минуту.
– Ах да? – Она сделала большой глоток вина. – Кого же ты снимал?