Семья Рэдли

Пролетев несколько километров над морем до места, где внизу не видно темных силуэтов кораблей, он бросает тело и смотрит, как оно летит в воду. Затем еще раз облизывает руки. Обсасывает пальцы и закрывает глаза, чтобы всецело насладиться вкусом.

Вот это радость!

Вот это жизнь!

Паря в воздухе, Питер на миг задумывается, а стоит ли возвращаться. Он мог бы полететь в Норвегию. В Бергене раньше было большое сообщество вампиров, может быть, оно осталось там и до сих пор. Или куда-нибудь, где органы правопорядка работают не так усердно. Например, в Голландию. Куда-нибудь, где нет секретных полицейских отрядов с арбалетами. Он мог бы сбежать и начать жить один, удовлетворяя любые свои желания. Стать свободным одиночкой. Ведь, наверное, это единственный путь к настоящей жизни?

Питер закрывает глаза и снова видит лицо Клары, каким оно было, когда она стояла у дороги. Она выглядела такой смятенной и беспомощной, она жаждала правды, которой он никогда ей не говорил. По крайней мере, он предпочел истолковать это именно так.

Нет.

Даже выпив крови, он не тот человек, которым был в двадцать и который исчез где-то в черной дыре прошлого. Питер не такой, как его брат. И он сомневается, что мог бы таким стать.

Не теперь.

Он медленно описывает дугу в холодном воздухе. Развернувшись, он смотрит вниз, на океан, похожий на безграничный стальной лист, в котором отражается надтреснутая луна.

«Нет, я хороший человек», — говорит Питер сам себе и, терзаемый угрызениями совести, направляется обратно домой.

Ведя машину, Хелен посматривает на дочь, которая в оцепенении сидит рядом, на пассажирском сиденье.

Она боялась, что случится нечто подобное. Часто изводила себя, воображая сценарии такого рода. А теперь, когда это произошло на самом деле, все кажется таким ненастоящим.

— Хочу, чтобы ты знала, ты не виновата, — говорит она, глядя в зеркало. Машина с противотуманными фарами все еще едет сзади. — Видишь ли, Клара… Эта особенность… Она есть у всех нас, но она… она была латентной… все эти годы. Всю твою жизнь. И у Роуэна. Мы с отцом, папа и я, мы не хотели, чтобы вы об этом знали. Мы думали, что если вы не будете знать… вы сможете перерасти свою природу… мы так думали.

Когда они проезжают мимо поля, где вдалеке проходит вечеринка и ребята танцуют вокруг угасающего костра, Клара даже не поворачивается к окну.

Хелен понимает, что ей обязательно надо продолжать разговор, объяснять, говорить дочери хоть какие-то слова. Которые разобьют тишину. Которые завуалируют правду. Но у нее разрывается сердце.

— Но это… оно очень сильно… как акула. И оно подстерегает постоянно, какой спокойной бы ни была вода. Оно там. У самой поверхности. Готовое…

В зеркало заднего вида видно, как замерли на месте и погасли противотуманные фары. От мысли, что их больше не преследуют, Хелен становится чуть легче.

— Но самое главное, — продолжает она, совладав с голосом, — что ничего страшного в этом нет, все в порядке, мы тоже сильные, дорогая моя, мы со всем справимся и будем дальше жить нормально, обещаю…

Клара поворачивается к ней. Хелен видит на лице дочери подсохшую кровь, вокруг рта и на подбородке. Даже на щеках и на носу кровавые полосы.

Как камуфляж.

Сколько она выпила?

Этот вопрос причиняет Хелен невыносимую боль. Боль, которую чувствуешь, когда ты что-то строил, благоговейно возводил, словно собор, и вдруг видишь, как твое творение распадается, круша все и всех, кто тебе дорог.

— Кто я? — произносит Клара.

Это слишком. Хелен понятия не имеет, что ответить. Она смахивает навернувшиеся слезы.

— Ты та, кем была все время, — наконец говорит она. — Ты — это ты. Клара. И…

В ее сознание врывается обрывочное воспоминание. Как она укачивает годовалую дочку, в очередной раз проснувшуюся от беспокойного сна, и без конца напевает колыбельную про лодочку, чтобы ее успокоить.

Как бы ей хотелось вернуться в то мгновение и чтобы нашлась подходящая колыбельная.

— Мне очень жаль, милая…

За окном мелькают темные деревья.

— Но все будет хорошо, — обещает Хелен. — Обязательно. Честное слово. Все будет хорошо.

Меня зовут Уилл Рэдли

На автостоянке у супермаркета в Манчестере стоит женщина и с немым вожделением смотрит в глаза брату Питера. Она совершенно не осознает, что делает. Уже бог знает сколько времени, а она как-то очутилась на стоянке с этим потрясающим, невероятно привлекательным мужчиной. Он оказался ее последним клиентом на сегодня. Когда он подошел к ее кассе, в корзинке у него были лишь зубная нить да влажные салфетки.

— Привет, Джули, — сказал он, прочтя ее имя на бейдже.

Выглядел он на первый взгляд ужасно — как растрепанный рок-музыкант из какой-то уже немодной группы, до сих пор убежденный, что потертый плащ — это крутой прикид. К тому же он был заметно старше ее, но угадать его возраст почему-то не получалось.