Конечно, он в то время был эгоистичен, но, возможно, доля эгоизма необходима, чтобы мир был таким, какой он есть. Однажды ему довелось прочесть книгу некровососущего ученого, который утверждал, что эгоизм от природы свойственен каждому живому существу и что у любого, даже самого бескорыстного на свете поступка при тщательном анализе обнаруживается глубинный эгоистический мотив.
Красота эгоистична. Любовь эгоистична. Кровь эгоистична.
И с этой мыслью он заходит под желтые ветви ракитника, не нагибая голову, как делал обычно. Он видит пышущую энергией эгоистичную Лорну, которая направляется на прогулку со своей надоедливой эгоистичной собакой.
— Лорна! — приветствует ее Питер громко и радостно.
Она со смущенным видом останавливается:
— Привет.
— Лорна, я тут подумал, — начинает он с отчаянной самоуверенностью, какой сам от себя не ожидал, — мне ведь нравится джаз. Очень даже нравится. Ну, Майлз Дэвис, например. Чарли Птичник и так далее. Это же просто
Пес рычит.
— Так… наверное, — соглашается Лорна.
Питер кивает и, к собственному удивлению, жестами изображает играющего на пианино человека.
— Именно! Да! Так что… если ты не передумала наведаться в «Лису и корону» послушать джаз, то я с удовольствием составлю тебе компанию. Да! Правда.
Лорна колеблется.
— Ну, даже не знаю, — говорит она. — У меня все… стало лучше.
— Ясно.
— У меня с Марком.
— Ага.
— А у Тоби сейчас трудный период.
— Да?
— Мне кажется, он беспокоится за друга.
— А… — Питер разочарован.
Но тут выражение лица Лорны меняется. Она что-то обдумывает. Затем лукаво улыбается:
— Ну ладно. Живешь всего один раз. Давай сходим.
И почти сразу же счастье Питера начинает испаряться, уступая место чувству вины и леденящему ужасу соблазна.
Обувная коробка
Роуэн готов выходить.
Он вымылся, переоделся, взял Евино стихотворение. Не хватает только бутылки крови. Он берет рюкзак, кладет в карман кошелек, смотрится в зеркало, проверяя прическу, и выходит в коридор. В душе наверху шумит вода, что в такое раннее время в понедельник вечером довольно странно. Проходя мимо ванной, мальчик слышит голос отца, перекрикивающего шум воды. Он поет какую-то неизвестную Роуэну песню совершенно кошмарным голосом. «Тебе очень к лицу это алое платье…» — это все, что успевает разобрать Роуэн, прежде чем из своей комнаты выходит Клара.
— Куда собрался? — спрашивает она у брата.
— В кино.
— Рановато, нет?
Роуэн говорит тише, чтобы его не услышал отец, который, впрочем, уже дошел до припева и принялся ужасно завывать.
— Мне надо сначала крови раздобыть. Ну, на всякий случай.
Она кивает. Роуэн думал, что сестра на него дуется, но, похоже, это не так.
— Ладно, — отвечает Клара, — будь осторожен…
Роуэн спускается вниз по лестнице. Он замечает, что мама на кухне, но не задумывается, почему она стоит неподвижно, уставившись на ящик с ножами.
У него голова другим занята.
Роуэн стучится в фургон Уилла, но его там нет. Зная, что его нет и дома, он дергает на себя дверь. Залезает в фургон в поисках вампирской крови, но ничего не находит. Только одна бутылка, и та пустая. Роуэн поднимает матрас. Под ним нет ничего, кроме нескольких тетрадей в кожаном переплете — ими жажду не утолишь. Затем взгляд его падает на спальный мешок, в который завернута непочатая бутылка. Потянувшись за мешком, Роуэн нечаянно сталкивает крышку с обувной коробки. Крышка переворачивается. С обратной стороны на ней записан телефонный номер. Их номер.
Роуэн заглядывает в коробку и обнаруживает там стопку фотографий, стянутых резинкой. Первый снимок довольно старый, на нем изображен младенец, сладко спящий на коврике из овечьей шкуры.
Роуэну знаком этот младенец.
Это он сам.
Он снимает резинку и просматривает фотографии. На снимках первые годы его жизни. Вот он только начинает ходить, а вот уже школьник.
Вот его день рождения.
Лицо у него покрыто сыпью, мама еще говорила, что это краснуха. Ему до смерти любопытно, что эти фотографии тут делают. Может, письма подскажут. Роуэн начинает читать верхнее в стопке письмо узнает почерк своей матери.